Разделенная между Забайкальской и Дальневосточной железными дорогами магистраль не так давно имела собственное название — БАМ. Рельсы лежат одной ниткой. Встречные поезда поджидают друг друга на таежных разъездах, а из окна единственного пассажирского поезда «Тында — Комсомольск-на-Амуре» можно увидеть много необычного… На параллельной железнодорожному полотну «гравийке» «выясняют отношения» черные петухи тетеревов, дефилируют сибирские косули или чинно разгуливают обитающие только в Восточной Сибири каменные глухари.
Сегодня я сошел с рабочего поезда, который развозит путейцев по их участкам, прямо возле моста через Бурунду, оставил два тяжелых рюкзака и пошел на кордон Норского заповедника. Его территория расположена в северо-восточной части Амурской области, в районе слияния двух рек — спокойной Норы и своенравной Селемджы.
Неказистая дорога вдоль железнодорожного пути всегда притягивала меня. Здесь не нужно выворачивать ноги по болотным кочкам или продираться сквозь старую гарь, заросшую частоколом кустарников. Да и животные любят погулять по проселку. Вот и теперь удивительная встреча не заставила себя ждать: прямо посреди дороги сидел соболь и настолько был чем-то увлечен, что не обращал на человека с фотоаппаратом ни малейшего внимания. Я сделал несколько десятков кадров с расстояния около 50 метров, а соболь продолжал разгуливать по дороге. Но, когда я, надеясь снять хищника ближе, пересек невидимую границу дозволенного, он скрылся среди кустов на обочине.
ЗВУКИ ВЕСЕННЕГО ЛЕСА
Понемногу внимание переключилось на пернатых. Маленьким символом Сибири для меня является розовая птичка — урагус. Вот и теперь красочный самец с характерным «фить-фить» перелетает среди молодых лиственниц и кустов придорожной обочины. По воле орнитологов эта птица многократно меняла свои русские названия. В определителях птиц, изданных в середине прошлого века, урагус назывался длиннохвостым снегирем. К концу XX века его переименовали в длиннохвостую чечевицу, что более соответствовало современной систематике. Неизменным оставалось латинское название птицы — Uragus sibiricus, данное ей известным исследователем Сибири П.С. Палласом в XVIII веке. В конце концов, это латинское слово закрепилось в русской номенклатуре, как бы подчеркивающей обитание птицы за Уралом.
Для того чтобы добраться до кордона, мне пришлось свернуть с комфортной «гравийки» на вездеходный след, который углублялся в марь (так на Дальнем Востоке называют болота). Здесь пришлось прыгать с кочки на кочку, переходить в раскатанных болотниках вздувшиеся ручьи, стряхивать с одежды вездесущих клещей.
На кочках кормились пролетные бурые дрозды и дрозды Наумана. При моем приближении они взлетали на деревья, а потом снова спускались в заросли прошлогоднего вейника, чтобы продолжить трапезу. Эти дрозды встречаются здесь весной и осенью. Путь до мест своих сибирских гнездовий не близкий.
Местные виды дроздов — очень скрытные, увидеть их на кормежке, как этих «сибиряков», практически невозможно, да и не прилетели они еще. Размышляя об особенностях душевной организации дроздов, я добрел до заповедного кордона. Навстречу мне из дома вышел знакомый инспектор заповедника, и потянулись экспедиционные будни, где каждый день не похож на другой.
Весной пернатый мир меняется почти каждый день. В конце апреля — начале мая у синиц и поползней брачная пора достигает апогея. Они строят гнезда, много поют и постоянно попадаются на глаза среди еще не покрывшихся листвой ветвей. На это же время наблюдается пик песенной активности недавно прилетевших пятнистых коньков.
На данный период эти виды вместе с пролетными сибирскими дроздами и овсянками-ремезами являются доминирующими певцами весеннего леса. Но картина быстро меняется.
К середине мая синицы и коньки уже становятся малозаметны — прилетают главные солисты: сизый и бледный дрозды, толстоклювые и корольковые пеночки, кукушки (в Приамурье их четыре вида), три вида соловьев и мухоловки-мугимаки. По ночам в это время начинают щедро вокализировать иглоногие совы и уссурийские совки. На лугах заводят свои рулады овсянки-дубровники, а среди кустов и подлеска повсеместно льются простенькие песни седоголовых овсянок. В конце мая ансамбль приобретает завершенность — появляются желтоспинные мухоловки, белогорлые дрозды, рыжие овсянки и белоглазки. В сумерках заводят свои игрища большие козодои, а с болот доносится тарахтение больших погонышей. Жирную точку в весеннем калейдоскопе пернатых вокалистов ставит таежный сверчок. Эта камышовка, со звонкой, запоминающейся скороговоркой вместо песни «Попить, покурить, потом поговорить…» прилетает в первых числах июня.
Я и не заметил, как в потоке весенних метаморфоз пролетел месяц. Под занавес экспедиции, после долгого перерыва, снова удалось сплавиться по Бурунде.
Наклонившаяся в реку даурская береза чертила сучком бурлящий след в убывающей воде. В полуденном небе раскалилось солнце. На берегу отцветал рододендрон. Его фиолетовые цветы легко отрывались ветром и как будто шептали: «Все, уже лето…» Река несла резиновую лодку по своим излучинам, неизменно пытаясь затащить под очередную склонившуюся над водой лиственницу. В уреме цвели яблони.
Под вечер я остановился напротив сопки Каролиха. В пойме Бурунды, в пределах заповедника, это самое высокое место — чуть выше 200 метров над уровнем моря. На противоположном берегу звонко щелкала альпийская пищуха. Этого короткоухого представителя зайцеобразных еще называют сеноставкой. Не знаю, почему мне всегда нравится слушать задорную смесь свиста и щелканья этого зверька. Иногда бывает, что уже никаких сил нет по тайге продираться, или дождь зарядит, а услышишь пищуху, и на сердце веселее станет, даже как будто сил прибавится.
Сфотографировать сеноставку трудно. Не любят они позировать. Обычно увидишь, как зверек шмыгнет под камень или в норку, и — все. Однако в этот день я решил посидеть у каменистой осыпи, где заметил короткоухого «свистуна». Не прошло и двадцати минут ожидания, как зверек показался из-под камня и долго сидел неподвижно, видимо, прислушиваясь к щелчкам затвора моего фотоаппарата. Оптика позволяла мне затаиться в 20 метрах от пищухи, поэтому опасным я ей не казался. Скоро зверек занялся своими делами — начал лазить между камнями, где-то угодил в воду, отчего шерсть потеряла прежнюю элегантность. Удалось сделать большую серию кадров к моей великой радости.
В сумерках совсем поблизости звучит мощное «вау» быка сибирской косули — гурана. Лай гурана является неотъемлемым элементом звукового фона Нора-Селемджинского междуречья. Грозный голос рассерженного быка неопытный человек может воспринять как рев медведя или другого страшного хищника. Ночью в палатке очень трудно заснуть, если самец пытается выгнать пришельца со своей территории. Уже глубокой ночью с болота донесся голос одинокого волка.
Утром следующего дня отправляюсь в путь под звонкий напев мухоловки-мугимаки. Европейский лес узнается по жизнерадостному раскату зяблика. Во многом похожую по тембру песню можно услышать и в Приамурье. Это поет таежная мухоловка. Голос этой птички разносится далеко — звонкий раскат слышится на сотню метров, а вот увидеть певца не так-то просто.
Еще более ярким представителем этого рода является желтоспинная мухоловка. Эта птица-цветок с живописным оперением обитает только на юге Дальнего Востока — в Приамурье и в Приморье. Желтоспинная мухоловка — птица лиственного леса — в долинных широколиственных лесах, ее численность бывает наибольшей.
К полудню прямо по курсу лодки обнаружилась лосиха. Она стояла по грудь в воде и разглядывала странную зеленую корягу, приближавшуюся к ней. Наконец лесная великанша заподозрила что-то неладное и забралась на обрывистый берег. Следом за ней из ивняков вывалился коричневый лосенок, который сразу не смог одолеть крутой подъем и жалобно «заблеял». Но страх придал сил, и скоро все семейство скрылось в зарослях...
ЗА РЫЖЕЙ ОВСЯНКОЙ
Среди семейства овсянок есть несколько видов, которые гнездятся только в Сибири и немного захватывают Приамурье. Одна из них — рыжая овсянка. Впервые я столкнулся с этим видом в Комсомольском заповеднике в 80-е годы.
Необычные птицы жили на сопках, где рос приземистый лес из лиственниц и берез. Овсянки поразили меня своей яркой окраской, пожалуй, только дубровник мог поспорить с ней красотой оперения. Удивляло и то, что они не встречались в других местах, хотя лиственничники с багульником везде росли в изобилии. В Норском заповеднике этот вид я сначала обнаружил на р. Бурунде, потом нашлись и другие места, где она обитала. Но одно дело найти птицу и совсем другое — сфотографировать ее.
Большинство овсянок живут среди кустарников, в нижнем ярусе деревьев, а рыжая ведет себя как сугубо древесная птица. Красочный самец может подолгу распевать свою незатейливую песню, перемещаясь с ветки на ветку тридцатиметровой лиственницы. При этом он не забывает прихватывать различных насекомых.
Первый раз смутное желание сфотографировать рыжую овсянку превратилось у меня в навязчивую идею в 2008 году. По предыдущим учетам птиц мне запомнился молодой лиственничник в пойме р. Бурунды возле
сопки Каролиха. Там рыжие овсянки частенько попадались на глаза. В то время река очень обмелела. Мы еле пробились на моторной лодке до Каролихи по бесконечным излучинам и шиверам. Инспектора заповедника торопились по своим делам, поэтому выделили мне на поиски всего один день. С утра дул ветер. Птиц такая погода совсем не располагала к песням. Дальневосточная тайга вообще более молчалива по сравнению с лесами Европы или даже Западной Сибири. Я быстро нашел знакомый лиственничник, но, сколько не бродил по нему, сколько не перешагивал полуметровый багульник, рыжую овсянку не то чтобы увидеть, даже услышать не удалось.
Прошло еще два года. Каждый раз, приезжая в тайгу Норского заповедника, я мечтал о встрече с красочной овсянкой. Но только
изредка удавалось услышать песню или мельком заметить саму птицу.
Во время экспедиции 2011 года я надолго задержался в пойме р. Селемджи возле кордона заповедника «Двадцатиха». В лиственнично-березовом лесу на сопке 21 мая зазвучала знакомая песенка. От избушки до этого места было совсем близко, и я начал появляться здесь по несколько раз на дню. Бродя среди багульника, я нашел на одном кустике прошлогоднее гнездо рыжей овсянки. Как и большинство видов овсянок, они устраивают гнезда среди кустов, а не на деревьях. Это вселяло надежду, что птицы здесь живут постоянно и мне все же улыбнется удача.
На следующий день удалось заметить поющего самца во время вокализации. Он не особенно собирался улетать и продолжал петь, когда защелкал затвор моего фотоаппарата. Вот только восходящее солнце оказалось совсем не на месте, в результате у меня в кадре получился только силуэт птицы. Но самих овсянок я теперь стал обнаруживать довольно часто, или они ко мне привыкли. На третий день мой рыжий приятель сидел на ветке в пяти метрах от земли и пел, не обращая на меня никакого внимания. Я успел сделать долгожданный десяток кадров.
Комментарии (0)