Последний кордон

Изучение истории необходимо для того, чтобы не повторять ошибок. Горячее лето 2010 года, доставившее жителям России немало трудностей, показало, что гарантия сохранения лесов во многом зависит от социальной защищенности живущих в них людей.

С помощью одних лишь приборов и средств воздушного наблюдения успешно вести противопожарный контроль не удается. Вероятность же возгорания в засушливое лето, напротив, увеличилась из-за возросшей доступности заповедных мест. В такой ситуации необходима реализация государственной программы, направленной на изменение отношения к лесам. И к людям, населяющим их пределы...

ДМИТРИЙ И НЮРА
Их жилище в глубине мещерских лесов не вспыхнуло и не сгорело летом 2010 года лишь по случайности. Непрекращающаяся жара раскалила окрестности, угрожая катастрофой областного масштаба. Горели новые и новые участки лесных угодий Рязанского края, вызывая худшие опасения. Слава Богу, беды не случилось. Помогли подоспевшие пожарные команды, сорвавшие своими решительными действиями дальнейшее продвижение огненного вала.

Дмитрий Андреевич и Анна Петровна Клобковы живут на кордоне Глубокий Мещерского края с 1963 года. В уже далеком прошлом он — лесник, а она — член его бригады. Единственный. О событиях лихого 2010-го они вспоминают, так и не освободившись до конца от пережитого страха.
— Мы ведь на краю смерти стояли, Николаич! — торопились они на два голоса выплеснуть мне, едва я открыл дверь своей автомашины, накопившиеся переживания. — Задуй ветерок, и жизни нашей пришел бы конец: начался бы верховой. Его не остановишь!

— Ты должон помнить, Сергей, в прошлом дорога мимо самого нашего дома к «старому» мосту на Пру шла. А как «новый» построили в восьмидесятые, мы в отрыве от прежней жизни остались: машины нас с той поры стороной обходят. Куды нам деться из свово тупика! Если загорится, может, и успеешь позвать на помощь... Да крика твоего кто услышит?! Тайга кругом!

— Все тогда горело вокруг! — вторила мужу тетя Нюра, снова и снова вспоминая пережитое. — Заревом светило! «Сам-то» велел мне, что было в доме ценное, собрать в узел. С остальным пришлось бы проститься. А как простишься — оно не даром, чай, давалось! А козочек как спасать стали бы?! А Дружка — щенка нашего?! Он же дите сущее, ему и года нет от роду: и кот норовит его лапой обидеть, и петух клювом спробовать! Как нам их спасать, если у самих не было никаких надежд! Молитвы читала! Жизнь свою просмотреть успела заново! У Митрия Андреевича от волнений с желудком обострилось. Не спал ночами. И я от дыма просыпалась кажный час. Господь про нас не забыл, выручил и на этот раз.

НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ...
Не помню случая, когда бы дорогие моему сердцу обитатели Глубокого падали духом и жаловались на судьбу. Их душевная стойкость почти за сорок лет нашего знакомства была мне примером достойного отношения к жизни. Трудно поверить, но они, позабытые районными властями, живут в двадцать первом веке без электричества! Сосняки, которые Дмитрий и Нюра сажали в разные годы, выхаживая капризные саженцы, как своих деток, радуют глаз. А списков, в которых они бы значились как граждане — нет в помине! «Электрический» вопрос «утонул» в глубинах неведомо каких иерархий. И Дмитрий и Нюра продолжают зажигать по вечерам керосиновую лампу, окончательно потеряв надежду на «лампочку Ильича», на телевизор, электропилу и фонарь на столбе, чтоб не так было черно возле крыльца длинными ночами предзимья.

— Нам не в новость выживать. Всей жизнью своей приучены. Это в городе пенсионерам нет-нет, да и подбросят. Про нас забыли еще при Советской власти. А ноне — никакой! Раньше мы хоть покрепче с бабкой моей здоровьем были. Сейчас мне за восемьдесят, да и Анна Петровна не шибко от меня отстала. В деревнях окрестных асфальт к домам подведен, магазин с продуктами имеется, машины из городу кажный день подъезжают. А мы один на один с волками тута. Хлеб если кто из приезжих по милости захватит — так и то за счастье принимаем! Сухари сушим и храним. В прошлые годы, ты помнишь, было ружьишко. Без мясного не сидели. А теперь силам конец настал и глаз притупился.

За полвека, прожитых в лесу, они научились быть реалистами. Защищаться от напастей и бед. Не рассчитывать на милости природы. Проявлять терпение и монашеский аскетизм. Надеяться, что всевышний не оставит их без своей заботы, и Юра с Тамарой, давно живущие вдали от родителей, когда придет их час, проводят отца с матерью в последний путь достойно…

Дмитрий Андреевич и Нюра давно привыкли к превратностям судьбы. Но то огненное лето поставило их право на жизнь на самый край.

ПОСЛЕДНИЕ ИЗ «МОГИКАН»
Такой чрезвычайной обстановки Мещера не знала с лета 1972 года. В те годы многое в системе лесоустройства было в этих местах иным. Были фонды, штатная численность сотрудников, пусть не богатый, но парк транспортных средств, запас ГСМ. Структурно все, от ее руководителей до рабочих, относились к районным лесничествам. Сотрудникам выплачивалось жалованье, позволявшее в режиме всеобщей дефицитной сдержанности тех лет, уверенно сводить концы с концами, а что-то отложить и на «черный день». Они обеспечивались форменной и рабочей одеждой, оберегавшей от лишних трат домашний бюджет. Главным звеном структуры были лесники, живущие на кордонах. Список их обязанностей и забот включал конкретные действия, направленные на сохранность леса от порубок, его воспроизводство и обеспечение пожарной безопасности. Надлежащий порядок обеспечивался исключительно ручным трудом лесников, мало подкрепленным какой-либо материальной заинтересованностью. Жизнь на кордоне предполагала необходимость трудиться круглый год. А помимо этого, работать ежедневно в своем хозяйстве. «Уйти» из села на кордон мечтали не многие. Что станешь делать в лесной избушке, когда заноют зубы, что хоть на стенку лезь? А если аппендицит? А сердечный приступ? Ни телефона, ни рации, ни даже… голубиной почты!

Чтобы жить здесь, помимо одной решимости требовались мужество, воля, самоотречение. Превращение ежечасного труда в главное дело жизни. Те, кому это удавалось, имели право называться национальными героями. Нация не удостоила их этого звания. На моих глазах умирали те немногие кордоны, вокруг которых в начале восьмидесятых еще клокотала жизнь. Жители Глубокого — одни из последних «могикан» сегодняшней Мещеры.
На смену прошлым реалиям пришли нынешние, проявившись в резком сокращении местных производств и, как следствие, численности населения. Следить за огнем и бить в набат стало некому. Почти не осталось в здешних местах поселений. В деревнях, в основном, живут дачники. А еще, кажется, недавно были колхозы и лесхозы. Не стало кордонов лесников, оберегавших десятилетиями лесные пространства. Не живет никто и на известном кордоне «273», описанном К.Г. Паустовским. Не встретить на лесных тропинках вздымщиков-смолокуров, некогда собиравших янтарные соки сосновых стволов. Их нехитрая, на первый взгляд, работа состояла в том, чтобы, сделав надрез коры у комля, подставить под него приемник в виде жестяного конуса, а затем своевременно сдавать на приемный пункт живицу. Из нее потом и скипидар, и прочие химикаты для народного хозяйства производили. Необходимость их почти ежедневного пребывания в лесу обеспечивала пригляд от случайного загорания.

И пастухов на берегах реки Пра больше не увидеть. Пойменные луга, протянувшимися вдоль русла, создавали для молочного животноводства исключительные условия. Все лето тут выгуливались и паслись, набирая вес, стада. К августу луга вокруг реки выкашивались, уставляясь вереницами стогов. Теперь здесь обезлюдевшие, заросшие травой непроходимые пространства.
А еще почти у каждого лесопункта и поселения, разбросанных в окружающем лесном «океане», имелось свое озерцо. В иные лета определять непривычному глазу прикладное их значение на ум не приходило. Но не ради лягушат и карасей откапывались эти хранилища водных резервов. Пересохли те озерца летом 2010-го! А если где и сохранились, так были осушены до дна брезентовыми рукавами огнеборцев. На Глубоком сохранилось. Из его заросших кувшинками заводей «Уралы» пожарной команды закачивали в недра своих цистерн нагревшуюся за день коричневатую, как в большинстве мещерских озер, воду, чтобы, отъехав в глубь лесов, устремиться к эпицентрам огня и людского горя. А потом выплеснуть ее там, где горело, в надежде спасти еще несгоревшее. Случилось чудо, воды в том озерце хватило всем. Что-то в окрестностях сгорело, что-то уберегли. К концу августа пожары пошли на убыль...

ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ?
Сложившееся отношение к лесу отзывается тяжелыми и непредсказуемыми последствиями. У этой проблемы транснациональный характер: леса горят и в Хайфе, и в Калифорнии, и в Арагонских Пиренеях. Набат огненного колокола звонит и по нашим российским лесам, и по нашим душам. Нужно действовать! Иначе природа, устав ждать и надеяться, будет еще решительнее напоминать о себе. Многократно озвученной на самом высоком государственном уровне «модернизации» заждались мещерские леса. Пускай бы она проявилась, всего лишь в том, чтобы вернуть и восстановить нарушенные структуры и связи. Уже это одно дало бы пользу, создав предпосылки для большего.

P.S. Лето 2011 года вновь выдалось жарким. В конце августа на обмелевшей до дна Пре рядом с Глубоким от небрежно залитого туристского костра загорелся прибрежный торфяник. Дымный след был вовремя замечен с патрульного самолета. В результате четко организованных действий, подкрепленных средствами малой механизации, дальнейшее распространение огня было остановлено.

— Приехали быстро и работали по-стахановски. Молодцы! Могут, если захотят. Только не хотят, почему-то, — обобщил произошедшее дядя Митя. Его оценке можно доверять: бывших лесников, как и разведчиков, не бывает.

— Видать, урок прошлогодний на пользу вышел! Я их потом и молочком козьим за старания попоила, а Митрий Андреич свой запас распечатал и по стаканчику кажному налил. Да только они отказались от его угощения. Чайку брусничного попросили и поехали своей дорогой. А нам-то теперь как спокойно зажилось! — откликнулась, не удержалась его «боевая подруга», перекрестившись мимоходом на угол, где висели потемневшие образа и давно не зажигаемая хозяйкой лампадка…