Воспоминания о «Дефурни»

Стволы со слегка стертым от времени воронением тускло поблескивают в свете настольной лампы. Гравировка на боковой доске выдает мелкий узор из сплетения арабесок, заканчиваясь по низу колодки линией орнамента из фигурных розочек, вытянутых вдоль подушек стволов.

Тонкая английская шейка переходит в удивительно гармоничную ложу, радующую глаз причудливыми разводами комлевого ореха. Прежний, старый немецкий затыльник из красного каучука уже заменен мною на такой же красный, но резиновый от списанного на стенде МЦ-6. Сколько же может рассказать о себе это ружье!

Я закрываю глаза и погружаюсь в полудрему. Вижу последнюю осень нашей погибшей выжловки Агры. Мы сидели у костра в лесу на берегу степной речки Кушум. На дворе была ночь, но охотникам не спалось. За импровизированным столом, сколоченным из привезенных летом досок, сидели трое: мой папа, его друг дядя Володя, приехавший к нам в гости после очередной геолого-разведочной экспедиции, и я.

 — Давай, Валера, нашу геологическую споем, — предложил дядя Володя, доставая из чехла гитару.
Агра недовольно заворчала на непрошеного гостя, мешающего ей почивать в машине. Зазвучали первые аккорды, и мужчины затянули:

Где не пройдет кабарга,
Где не проскачет олень,
Мы же, как два ишака,
Ходим целый день.

И тут же грянул припев:

Закури, дорогой, закури.
Завтра снова с восходом зари
Мы пойдем по тайге опять
Молибдена руду искать...

Эхо растворилось в растущих вокруг осинах, а река отразила огонь разгоревшегося костра.

 — Пойдем в палатку, спать пора, — сказал отец, и мы полезли в спальники.

Утром папа взял в руки только что привезенное им из Москвы Defourny, доставшееся ему от умершего дяди Яши вместе со знаменитым «Зауэром» Геринга — военным трофеем из Каринхалле.

 — На-ка вот, возьми это ружье, — сказал он дяде Володе, протягивая футляр с МЦ-9.

Попив чаю, мы двинулись вдоль реки в сторону яблоневого сада. Не успели отойти и километра от нашей стоянки, как Агра заголосила по зрячему. От этих звуков грудь моя наполнилась восторгом. Через несколько минут собака скололась, но вскоре выправила скол и погнала снова. В это время гонный заяц вышел на плотину через небольшой прудик слева от реки и сел, прислушиваясь к голосу собаки. До него было метров восемьдесят. Отец вдруг поднял ружье.

 — Валера, да далеко, не пугай зря! — только и успел сказать ему дядя Володя.

Грохнул выстрел бездымным порохом, после чего заяц, к нашему удивлению, подпрыгнув вверх, упал и забился на плотине, описывая полукруг по замерзшей луже.

 — Вот тебе и шестнадцатый калибр! — только и пробормотал папин друг.
 — А тебе «эмцешка» нравится? — спросил вдруг отец дядю Володю.
 — Еще бы! Штучное все-таки!
 — Тогда забирай ее себе, — неожиданно предложил папа.
 — Нет, так не пойдет, — парировал друг. — Только за деньги.
 — Ящик водки с тебя — на охоте вместе пропьем, — резюмировал отец.

Открываю глаза. Это Портос раскрылся и тронул меня лапой. Накрываю кобеля сползшим на пол пледом и опять любуюсь ружьем. Вспоминаю неожиданно успешный дуплет по двум зайцам, состоявшийся на загонной охоте в 2006 году. Тогда совершенно неожиданно по лесополосе на мой номер выбежали сразу два косых, и «старушка бельгийка» сказала свое веское слово.

Опять погружаюсь в полудрему. Вижу длинную баклужину, вдоль которой через каждые сто метров стоят стрелки. Это открытие охоты. С восходом солнца любая утка, пролетающая в пределах видимости, встречалась этими, с позволения сказать, охотниками дружным и безрезультатным салютом. Вот раздался очередной выстрел.

Вдоль баклужины, прямо над моим берегом, летела кряква. После каждого выстрела она, не меняя направления, поднималась чуть выше. Вот она уже надо мной. Но как же далеко до нее! Тем не менее я почему-то вскинул ружье, вынес очень далеко впереди утки и нажал задний спуск. Defourny сказало свое хлесткое «ах!». Прошло какое-то время, и вдруг крякаш свернулся и упал метрах в ста пятидесяти от меня в воду, подняв целый столб брызг.

 — Ты что, парень, картечью, что ли, лупишь? — раздался возглас из камышей с противоположной стороны.
 — Да нет, «семерочкой» достал.
 — У тебя что, «Магнум»? — услышал я второй вопрос.
 — Да нет, легкая «бельгийка» шестнадцатого калибра.

В это время Атос уже сплавал за птицей и принес мне неожиданный трофей. Поскольку вся добытая нами утка пошла на шулюм, я решил посмотреть результаты попадания. Оказалось, что на расстоянии почти 70 метров в тушку и шею попало четыре дробины, которые зашли довольно глубоко. Патроны были моей зарядки, бесконтейнерные, на порохе «Сокол».

Опять возвращаюсь к действительности. Этому помогает телефон. Звонит один из владельцев собак, которых я все время курирую. Договариваемся с ним о встрече, и я даю ему перечень анализов, которые он должен сдать в лабораторию. Портошка опять просыпается и сонно смотрит на меня из-под пледа. Беру в руки ружье, чувствую его неповторимую магию. Глажу приятное теплое дерево, кладу ружье на колени. Опять вспоминается охота.

Зима, целый день Гусар Владимира прогонял русака, проявившего чудеса запутывания следов. Так и не удалось нам вдвоем подставиться, чтобы перехватить хитрого степашку. Уже в сумерках мы сняли выжлеца с гона и направились к автобусной остановке. Вышли почти к перекрестку, за которым обычно складывали ружья. И в это время наш хитрый заяц, как будто издеваясь над нами, выбежал на дорогу впереди нас и сел на обочине. Гусар, увидев косого, заскулил и начал рваться с поводка. Я поднял ружье.

 — Не стреляй, бесполезно, — сказал Володя. — Тут не меньше девяноста метров.

В левом стволе у меня была трехнулевка, которую я зарядил накануне, увидев волчьи следы. Выцелил между ушей, нажал — и заяц прыгнул с дороги в сторону пашни. Я поспешил на место стрела и увидел внизу битого зайца.

 — С полем, барин! — поздравил меня несколько растерянный Владимир...

Ставлю ружье напротив, опять любуюсь красотой гравировки. Это сколько же труда вложено в этот шедевр! Сколько часов трудились над ним людские руки!.. Вспомнился сентябрь. Мы с Атосом двигались вдоль маленькой речки Лизель, надеясь найти куропаток.

Вдруг далеко впереди, куда ушел Володя с дратхааром Даной, раздался торопливый дуплет, и я увидел, как по-над противоположным берегом в нашу сторону полетели две кряквы. Когда они поравняются со мной, подумал я, до них будет не меньше пятидесяти метров. Переменить контейнерную «восьмерку» на «семерку» или «шестерку» я уже не успевал. Но руки и глаз помимо моей воли сделали свое дело, и обе утки упали в кусты на другом берегу.

— Не мучай старика, Данка достанет, — радостно крикнул Владимир, но Тошка уже плыл назад с крупным кряковым селезнем в зубах...

Убираю ружье в сейф, ложусь спать, выключаю свет. И вспоминается мне вальдшнепиная охота, два красивых дуплета из-под Портоса. Потихоньку засыпаю. Снятся былые охоты с этим ружьем, удачные выстрелы и неожиданные осечки в самый неподходящий момент. Просыпаюсь от звуков будильника и, несмотря на предстоящий нелегкий трудовой день, чувствую себя счастливым человеком.