Еще лучше, если тень находится на бугорке или другом открытом месте, где продувает хоть небольшой ветерок, отгоняющий тучи злобно кусающейся мошкары. Мы с приятелем сидим на перевернутой лодке у берега Дона и ловим рыбу, клев неважный, но все же на хорошую «жареху» наловили.
— Слушай-ка, — почему-то вдруг взбрело мне в голову, — летом на волков не охотятся?
— Не знаю, не задумывался над этим, — сказал приятель, — а вообще-то интересно, давай спросим у деда-волчатника.
Этот дед был известен даже за пределами округи, раненный на полях Манчжурии еще в Русско-японскую войну он вернулся инвалидом, занялся охотой и достиг в этом деле, можно сказать, совершенства. А по знаниям образа жизни и повадок волков, соответственно способов охоты на них, не было равного во всей округе.
ВОЛЧИЙ РАЗБОЙ
Надобно сказать, что разговор об охоте на волков возник у нас не на пустом месте — волки стали серьезной проблемой, развелось их очень много и наносили они большой ущерб: редкий день обходился без потерь скота на летних пастбищах, а зимой умудрялись забираться в скотные сараи и без добычи уходили очень редко.
К сожалению, были даже человеческие жертвы, одной из них оказался лесник. Он вечером возвращался домой на лошади и не вернулся. Притом он был вооружен, правда берданкой, сам лесник был неплохим стрелком, но берданка не была снята с плеча, видимо, волчья атака была настолько стремительна, что он не успел подготовиться к обороне. Осматривающие место происшествия определили, что в пиршестве принимла участие стая волков.
Выбежавшую в поля собаку волки днем белым ловили, уносили на глазах у людей, даже конура не всегда ее спасала от собак. К весне оставалась одна собака на два-три двора, юмористы называли собак «волчий корт», что фактически соответствовало действительности.
Поднимаемый собаками шум был мало эффективен, выходя на этот шум, хозяин дома, как правило, обнаруживал разоренный сарай, а собаки уже не было.
Волчья проблема была настолько серьезной, что средства массовой информации довольно часто сообщали о волчьих разбоях и призывали уничтожать их любыми средствами и в любое время, подчеркивая, что сроки охоты на волков не устанавливаются, и даже давали рекомендации о способах охоты на них. Однако эти рекомендации реализовывать было очень сложно, да и мало эффективно. А не очень щедрое на выплаты за любые работы наше руководство вынуждено было установить премию за каждого добытого волка, в том числе и за щенка, взятого из логова, в размере 500 руб. Деньги по тем временам немалые.
Дед-волчатник сидел на лавочке у дома в жидкой тени двух тополей.
— Здравствуй, деда, можно вопрос?
— Валяй, коли не шутишь.
— Скажи, почему летом на волков не охотятся, а только если случайно наткнутся на логово, то волчат заберут, а волчицу не пытаются ни поймать, ни убить?
— Эка загнул. Ладно, попытаюсь пояснить. Летом волки живут по одному или парами, ловко маскируются, лихо убегают, даже через цепь охотников пройдут незаметно — растительность густая. Мало смысла за одиночкой организовывать охоту, а волчат волчица не защищает, смотрит со стороны, но на грабителя не нападает, от преследования убегает.
— Все же они где-то обитают, можно ли увидеть одиночку, мы — люди не гордые, нам одного хватит.
— Почему нельзя? Можно. Вот сейчас жара, мошкары полно, она и волков ест поедом, а в высоких хлебах и травах вообще от мошкары нет житья. Они подбирают местечко где низкая трава и ветерок продувает. А это можно найти на бугорках, у дорог, попробуйте там посмотреть.
— Немного ясней стало, спасибо, деда. А как лучше его брать там?
— Соображай: старинный надежный способ на лошади, сейчас машины появились — попробуйте.
Мы переглянулись и без слов поняли намек деда. Лошади у нас не было, машины тоже не было, но в моем распоряжении был трофейный мотоцикл. Крепкий итальянский внедорожник, на котором я держался несколько скованно, не мог делать красивые выкрутасы. Зато приятель держался свободно, ездил лихо и красиво, водил аккуратно, езду на мотоцикле он любил. Не было у нас и ружей, но в распоряжении приятеля был пистолет «Вальтер». О качестве боя его говорить нечего — прекрасный механизм, однако приятель стрелял весьма посредственно и занятия стрельбой не любил. Мои результаты стрельбы были довольно неплохие и пострелять я любил, благо, патронов было практически неограниченно, стреляй не хочу.
С ПОДЪЕЗДА
К обеду я подъехал к дому приятеля. Он накинул на меня портупею пистолета, я передал ему руль мотоцикла.
Поехали, преодолеваем начинающейся за станцией довольно крутой затяжной подъем и останавливаемся в конце его, любуемся панорамой. Красота. Внизу вся в зеленых садах наша станица. За ней голубая лента «Тихого Дона», а еще чуть дальше и в сторону столица этого Тихого Дона, тоже вся в зеленых садах. Ну а впереди ровная донская степь, превращенная в пшеничные поля, пересекаемые оврагами, и редко в каком из них пробивается слабенький родничок. Теряется он обычно в том же овраге, мошкары почти нет, да и волков мы не увидели.
Проверяю пистолет, вставляю патрон в патронник, чтобы не передергивать затвор при необходимости срочной стрельбы. Вставляю обойму, пистолет в кобуру.
Едем по мелкотравью вдоль пшеничных полей, неоднократно переезжаем, к счастью, не очень крутые кюветы, и — вновь вдоль пшеничного поля. Одновременно обращаем внимание на странную черно-серую кочку. Неужели он? Точно он! Вскакивает, мотоцикл мгновенно останавливается, стреляю, увы, опоздал. Где только что был волк, открывается татарник, успеваю только заметить, как срезанный пулей его ствол падает.
После выстрела волк немного развернулся ко мне боком, примерно на четверть оборота, вижу голову почти в профиль. На секунду шокирует длинный красный язык, как бы дразнящий меня. На нем непроизвольно, на какую-то долю секунды концентрируется внимание, и это как раз в тот момент, когда нажимал на спуск, рука дрогнула. И в этот же момент волк исчезает в овраге, словно проваливается, а пуля уходит в пустоту.
До конца еще не доходит до меня глубина поражения, не так уж далеко был волк и два таких позорных промаха, но охать некогда, нужно пытаться исправить положение.
Подбегаю к оврагу. К несчастью для волка, дно оврага извилисто и захламлено, волк перепрыгивает или обегает препятствия, однако далеко убежать не успел. Мне ясно, что при таких скачках и разворотах попасть в него будет очень сложно, практически невозможно. Однако охотничий азарт берет свое, пытаюсь выловить момент, когда волк вынужден приостанавливаться перед преодолением препятствия. Выстрел, второй, волк невредим. Куда ушли пули, не заметил. Третий, четвертый. Вижу, что эти пули подняли фонтанчики пыли буквально под его ногами, но ни одна шерстинка не выпала из его шкуры. Дно оврага перед ним начинает выравниваться. Он приближается к кустарнику, начинаю нервничать. Еще выстрел, второй, третий. Затвор не возвращается — патроны в обойме кончились, а волк еще раз показывает мне язык и исчезает в кустарнике. Там искать его более чем бесполезно. Оглядываюсь. Приятель недалеко. Он наблюдает за моим искусством в стрельбе по движущейся мишени, то бишь по волку, и смеется, даже смеется не то слово, он хохочет, он в восторге.
— Ну и напугал ты его. Не будет он больше воровать овец из колхозных отар, будет из погребов окорока и колбасу таскать, а то и на картошку с яблоками перейдет. А видик-то у тебя был? Умора. Ну копия немецкого карикатурного офицера.
УДАЧА
С полчаса катались по полевым дорогам, но ничего не увидели. Вновь выехали на трассу и буквально после проезда вдоль пшеничного поля второй раз вновь увидели такую же странную серо-черную кочку на краю оврага. Сомнений не было — волк. Но, к несчастью, промоина перекрыла проезд. Как ни проходим был мотоцикл, но такую промоину проскочить не мог, крутой разворот, и останавливается у края промоины. До волка метров двадцать. Соскакиваю с седла. Волк одновременно поднимается и смотрит на нас две-три секунды. Видимо, спросонья не сразу сообразил, что за шум. Но этих двух-трех секунд мне хватило поймать «на мушку» его грудь и два раза подряд нажать спуск. Не могу сказать первый или второй выстрел был для волка роковым, но он только один раз подпрыгнул и упал.
Мы переглянулись довольными взглядами и, как ни странно, не побежали к добыче, а сначала посмотрели вокруг, увидели приближающейся «студебеккер» и не торопясь пошли к волу. Разумеется, пистолет держу наготове и не зря, голова волка стала медленно подниматься. Тут промахнуться смешно, неподвижная мишень менее чем в десяти метрах, после выстрела голова опускается.
Подходим — волчица, на мой взгляд, довольно крупная, зубы немного оскалены, глаза открыты. В них я прочел не только смертельную тоску, но и укор — «за что ты меня убил?». Во всем ее виде не было видно ничего страшного, внушенного в детских сказках. Не какое-то страшилище, а даже немного симпатичный зверь, очень похожий на собачку. Глядя на нее сейчас, даже в голову не могло прийти, что всего полгода назад, вполне возможно, и она принимала участие в убийстве лесника. Удачная охота вдруг стала не романтико-героическим подвигом, а каким-то будничным, хоть и неприятным, но нужным делом. И радости победы над таким серьезным противником вдруг не стало. Не было злобы и ненависти к этой коварной, лежащей у наших ног хищнице.
Тем временем «студебеккер» остановился, из кабины вышли двое и направились к нам. Опускаю предохранитель, демонстративно убираю пистолет в кобуру.
— Интересно, что за стрельба в чистом поле средь бела дня? — спросил один, глядя на волчицу, и добавил: — О, волка взяли, даже волчицу. И как вы это сумели?
— Это не волк и не волчица, — сказал приятель, — это волчья шкура.
— Понятно, а вы еще и юмористы, — засмеялись они, — а если серьезно?
Мы коротко рассказали, что привело нас к этому результату. Они слушали внимательно, задав пару вопросов.
— Знаю этого деда, — сказал один, — умный мужик, плохого не посоветует. Молодец, без охотничьего образования, а любого профессора за пояс заткнет. Хорошо знает волков.
— Мы правильно поняли его деловой совет, — сказал я, — но с ружьем было бы охотиться лучше.
— Верно, бой у этой фитюльки очень хороший, — он указал на кобуру, — но точность, особенно в этих условиях, невелика, а куда ты попал, смотрел?
— Нет.
— Так, дырка в голове, понятно, добивал, — он перевернул волчицу, — а первым выстрелом под лопатку, неплохо. Рана более чем тяжелая, можно было и не добивать, не ушла бы.
— А что вы с этой шкурой делать будете? — спросил другой.
Мы не задумывались над этим, поэтому молча пожали плечами.
— Знаете, что вам положена премия за уничтожение волка, 500 руб.?
— Слышали, — ответил приятель, — но как и где ее получить, не интересовались.
— Хорошо, мы вас избавим от этих хлопот, — сказал первый, — вот возьмите 500 рублей, не бойтесь, они вами честно заработаны, а ее отнесите в машину.
Мы возражать не стали, исполнили просьбу, у машины пожали руки на прощание, и больше я с ними не встречался.
С приятелем сделали еще три выезда, нечего греха таить, такой способ охоты нам понравился. Мы поняли, как лучше подъезжать к лежачему волку. Как и во втором случае, отсекали возможность скрыться ему в овраге, стремясь как можно ближе приблизиться к нему, чтобы стрелять с минимального расстояния. Однако третий выезд был безрезультатным. Тем временем началась косовица хлебов, жара спала.
Дед-волчатник был очень доволен нашим успехом, и, когда мы вновь пришли к нему поделиться радостью, он сказал:
— Раз косовица началась у дорог, больше не ищите.
Нам и так было ясно, что этот кратковременный способ охоты закончился, нужно искать другой.
Шкуры добытых волков хотели было сдать для получения премий, но наши робкие попытки найти тех, кто выплатит эту премию, не увенчались успехом. О скорняжной обработке даже не подумали, поэтому сами их примитивно обработали, попросту посолили и высушили. Некоторое время они пролежали на полу вместо ковриков...
Комментарии (0)