Мой просторный окоп-скрадок с деревянными полами, широкими лавками, настилом от непогоды, вырытый в специально привезенной для этой цели куче земли, замаскированный дерном, – мой скрадок является отличным укрытием для охотника, ожидающего удачу часами, днями, неделями. В нем всегда сухо и тепло. Здесь все под рукой и многолетней практикой каждому предмету охотничьего быта определено свое место. Опоясанный водой, он смотрится небольшим естественным холмиком и абсолютно не пугает сторожкую дичь.
«Ка-ка-ка-ка», – справа залилась высоким доносчивым голосом подсадная Катька-дочь. «Ка-ка-ква-ква», – ответила Катька-мать. Голос сорвался, послышались характерные звуки кормящейся утки.
«Хомячат! Соскучились по понастоящему корму, – думаю я. – Пусть порадуются. У меня и у них второй день праздника – открытие охоты». Но очень рано открыли. Зачем? Самое начало апреля. В лесу снега нетронутые. Вальдшнеп? Вряд ли. Минимум неделя, а то и две жди. Тепло всего три дня. Сегодня влажный ветерок, облачность. Дождя бы хорошего снег смыть! Речка подо льдом, лишь окраиницы попадались. «Какие утки? Какие гуси? Зима еще!» – ворчу про себя. Вчера по темнозорью до восхода одновременно два селезня подлетели к подсадной. Непуганые, молодые, едва утку не оттоптали! Дуплет – и вся охота! Вечером всего одна пара прошла. Дали круг над ручьем. Моя младшая как заорала осадку – мурашки по коже! Сколько желанья и обаянья в этом крике! Разве устоишь?! Бросил селезень свою дикушку и к Катьке без облета – шлеп. Анатолий оплошал, подшумел. Зачем перезаряжался? Селезень бывалый оказался – сразу в свечку. Да и дикушка круги нарезает, зовет, волнуется. Мои породистые на порядок голосистей, милей для кавалеров зеленоглавых. Много лет педантично веду свою линию подсадных. Вся округа имеет кровь этих уток. Стабильные высокие рабочие качества, замечательные голоса и экстерьер. Спасибо Анатолию. Это прямые потомки из его гнезда.
Оглядываю свое хозяйство. Все на месте. Три дня вчетвером готовили охоту. Вымотались до предела. Туда-сюда с чучелами, масксетями, утками-гусями. Успели к открытию. «Ка-ка-ка-ка», – опять залилась подсадная Катька-дочь. Стайка свиязей стремительно выскочила из темноты, мелькнула над светлеющим горизонтом и снова исчезла. Молодец Катюха! Первое поле, а работает отлично. Сказываются мои труды по вызариванию подсадных. Долгий, хлопотный процесс, но результат налицо. Голос отдает верно и часто по всему, что видит в небе. Соскучилась по противоположному полу...
Утрянка начинается. «Всё, хватит отдыхать, – ворчу я. – Подъем!» Вялое тело отказывается подчиняться, бастует, требует отдыха. Трех часов сна при таких физических нагрузках явно недостаточно. Виноват свояк Анатолий. Вечером под шурпу из селезней давай еще по пятьдесят, затем еще и еще. Да своей, домашней, очищенной, дважды перегоненной, настоянной на травках. Рязанские технологии, проверенные временем! ГОСТ отдыхает. Мы оба малопьющие; одну для аппетита, вторую чтоб не хромать, а здесь раздурачились. Разговоры, воспоминания, расспросы, советы. Рассказ Анатолия, как он в лихие голодные девяностые по последней лицензии, на последней охоте в году, в последнем загоне под вечер, за сто метров круглой пулей из левого ствола своего довоенного Зауэра за стрелковой линией с одного выстрела завалил огромную корову, которую гоняли по лесу весь сезон и не могли взять несколько бригад, – этот рассказ слышал я не раз. Неинтересно. Не мясник я. Для меня это пройденный этап. Побегал в свое время – хватит! Охота на осторожных гусей в средней полосе – совсем другое дело. Наливаю из термоса в крышку свежезаваренный чай. Может, полегчает? Пить нельзя, кипяток. Ставлю на бруствер остудиться. Справа снова заголосила Катька-дочь. Кого услышала? Поднимаю глаза навстречу нарастающему шуму. Напротив, в десяти метрах от меня, учащенно взмахивая крыльями, зависла плотная стайка крупных птиц, пытаясь вертикально опуститься на воду. Я даже почувствовал упругие потоки воздуха, исходящие от них! Как мог я их прозевать? Как быть? Что делать? Ружья не заряжены, патроны в рюкзаке, манки в кармашках. Инстинктивно резко приседаю в скрадке, опрокинутая чашка огненного чая обжигает руки, падает на рюкзак с патронами, катится по полу. «Чтоб тебя! Как некстати!» – негодую я. Трясущимися руками, на ощупь, пытаюсь найти нужные патроны. Это мелочевка на утку, это дисперсант, это крупная. Где же мой самокрут? Где? Птицы заметили движение. «Ка-гак» – коротко и властно прозвучал предостерегающий об опасности окрик одной из птиц. Стайка моментально отказалась от посадки, растянулась в нитку, неспешно пошла вдоль ручья. «Ка-ка-ка-ка!» – заорала в угон Катька-дочь. «Кав-кав-кав!» – Катька-мать. «Ха-ха-ха-ха!» – насмешливо вторит эхо.Почему молчат подсадные гуси? Сейчас как никогда нужен их натуральный гусиный призыв! Пара белолобов равнодушно наблюдает за происходящим, усиленно кормится подножным кормом, плещется в воде, негромко общаясь между собой. Торопливо выхватываю из кармана рюкзака связку манков. «Ка-га!» – негромко, мягко обозначаю себя. «Ка-га-га-га!» – длиннее и требовательней вторю через секунду. Удалившаяся стайка по большому кругу обходит подозрительное место. Вижу, очень понравилась для отдыха уставшему транзитному табунку эта привлекательная низина. Жадно поглощая взором, продолжаю следить за птицами. Одна, две, три… девять! Здоровы! Архиаптерикс! Размах крыльев больше метра. Как я их прозевал? Молча подкрались и сразу на посадку, без облета. Ветер теперь на них. «Ка-га-га!» – настойчиво зову. Все, хватит, раскусят! В стайке заметное оживление, закачались с крыла на крыло, загалдели, завалились дружно на левое крыло, разворачиваются и возвращаются. Идут! Отчетливо слышно характерное низкочастотное гортанное гоготанье. Нахлынувшие воспоминания давних лет как ударом тока прошили каждую клеточку возбужденного мозга. Негры! Какая встреча! Опять они здесь. Сколько лет не виделись? Минимум пять.
Помню первую встречу в далекой юности на небольшой речушке, притоке Оки, на рыбалке по последнему льду, поднятому и оторванному от берега начавшимся половодьем. Тогда из густого тумана на сгорбившихся над лунками рыболовов вплотную навалилась невесть откуда взявшаяся молчаливая стайка из шести гигантских птиц ржаво-охристого окраса, с черными, с оранжевой перевязью носами и с удивительно яркого апельсинового цвета лапами. Птицы оказались так близко – шапкой докинешь. Тревожно гоготнув, сбились в кучу, учащенно молотя крыльями, полезли вверх, окропили опешивших рыболовов продуктами гусиного испуга и сгинули в молчаливой пелене непроглядного тумана. Эта неожиданная встреча и голос – характерное низкочастотное гоготанье – оставили яркие неизгладимые впечатления на долгие годы и остались в памяти навечно. Встречались мы и позже, как правило, ранней весной. Стайка держалась по два-три дня, усиленно кормилась в основном на пахотных полях, с хорошим обзором местности и водопоем. Исключительно осторожные, они перемещались преимущественно высотой, совершая вертикальные взлеты, посадки на месте кормежки, отдыха, водопоя.
Птицы общались между собой резкими гортанными звуками, легко узнаваемыми среди голосов других гусеобразных. Они совершенно не реагировали на выставленные чучела, скорее намеренно облетали их, заранее распознав обман. Окрашенные несколько темнее, легко узнавались нами издалека. «Негры» – так называли их друзья.
Таежные гуменники – а это были именно они – редкий вид фауны нашей местности. Зимующие в основном на юге Швеции, они гнездятся к востоку от Енисея, где снежный покров разрушается много раньше, чем в местах размножения гусей тундрового подвида. Трасса их весеннего пролета более прямолинейна, спрямлена, кратковременна. Не имеет ярко выраженных весенних стоянок, присущих белолобым гусям. Могучий инстинкт обязывает наиболее подготовленных к размножению доминирующих птиц – гнездарей – необычайно рано по срокам лететь к далеким таежным биотопам с целью занять первыми место, вывести потомство в ограниченных по пригодности районах.
Как попали вы под Рязань? Каким ветром занесло вас сюда, гнездари-таежники? Понимаю, что медлить больше не имею права…
Комментарии (0)