Весна. Вальдшнепы. Гуси

Сезон весенней охоты необычайно привлекателен для нас прежде всего общением с пробуждающейся природой. Кроме того что в этот период мы любуемся ярким оперением пернатых «объектов» охоты, мы еще с волнением слышим их голоса. Это и хорканье вальдшнепа, и гогот гусей, и жвяканье крякового селезня, отвечающего на призывный голос подсадной, и бормотание тетерева, похожее на журчащий ручей, и, конечно, ни с чем не сравнимая глухариная песня. К этой разноголосице остается добавить хор лягушек на деревенском пруду и крики журавлей на ближнем болоте, представить себе лужи талой воды в полях и на лесных дорогах, по которым охотник смело шагает в болотных сапогах, вспомнить чистейший воздух, запахи леса и вкус родниковой воды — и картина долгожданной весны у нас перед глазами…

За два дня до открытия охоты в Тверской области я получил в районном охотобществе путевку и полную информацию о пролете дичи, которая привлекает меня больше всего,— вальдшнепов и гусей. Но, к сожалению, сведения оказались неутешительными, поскольку пролетный вальдшнеп прошел, а тяга местного была весьма слабой; гуси изменили пути пролета, и в сравнении с прошлыми годами на тех местах, где обычно останавливались несколько сотен птиц, были только небольшие табунки гусей. Кстати, пролет уток также прошел, а большая часть оставшихся уже загнездилась.

Нетрудно было догадаться, что теплая погода, стоявшая всю первую половину апреля, была благоприятной не только для массового пролета дичи, но и для охоты. Если бы только она открывалась с прилета, а не в надуманные сроки! Увы, в день моего приезда, 15 апреля, уже к вечеру тепла как не бывало: подул холодный ветер, температура воздуха понизилась до +2 °С.

Несмотря на это я решил проверить (разумеется, без ружья) известное мне место, где всегда была приличная тяга вальдшнепа.

Добросовестно отстояв намного больше времени, чем обычно, и вдоволь надышавшись свежим воздухом, я видел только одного долгоносика, молча прошедшего надо мной с хорошей скоростью.

На другой день от местного охотника я узнал, что накануне на этом месте за вечер он видел до 10 вальдшнепов, и гусей по сравнению с предыдущими годами летело очень мало. Поздно вечером я получил сообщение (тоже от местного охотника, но с другого охотничьего участка), что на обочине дороги, примыкающей к полям, где всегда останавливались гуси, на отрезке не больше трех километров он насчитал около 40 (!) машин с охотниками. Учитывая такое нашествие приверженцев гусиной охоты — а в основном это охотники из районного центра и ближних сельских поселений,— я и мой напарник Игорь решили, что утром будем охотиться на ближнем поле с озимыми рядом с небольшим прудом, находящимся от деревни не дальше одного километра. Это место мы выбрали потому, что все предыдущие годы здесь проходила часть пролетных гусей.

Скрадками для нас стали отдельные небольшие заросли кустарника, растущего по кромке поля, с добавлением к ним маскировки из прошлогодней травы, а чтобы не стоять во весь рост, мы воспользовались заранее приготовленными сидушками.

Однако все наши надежды не оправдались: за утро мы видели всего две небольшие стайки гусей, которые, пройдя высоко, не среагировали на чучела и нашу работу с манками. Стрельбы в ближней округе было немного — порядка двух десятков выстрелов и только с отдаленного участка, куда съехалась основная масса охотников.

Когда мы собрались уходить домой, неожиданно услышали гусиный гогот. С той стороны, откуда не ожидали налета, на высоте 80–100 метров летела стая гусей двумя раздельными группами по 10–12 птиц в каждой. Я стоял, спокойно наблюдая за полетом этих сильных и красивых птиц, но Игорь вскинул ружье и, не обращая внимания на мой крик: «Не стреляй — высоко!», все-таки «отсалютовал» тремя выстрелами, на которые гуси, по-моему, даже не среагировали. На этом закончилось первое утро весенней охоты.

Вечером, не меньше чем за полчаса до начала тяги, я был на месте. Первые выстрелы раздались в 21:05. в соседнем перелеске, затем все стихло. Время шло, я терпеливо ждал, напрягая слух. Лишь когда подступила темнота, из-за верхушек березняка налетел вальдшнеп. Молча. Мой торопливый выстрел был самым обычным промахом, а второй выстрел сделать вообще не пришлось — вальдшнеп растворился на фоне темной стороны леса.

Таких открытий весенней охоты за всю мою долголетнюю охотничью жизнь я припомнить не могу. Да их просто и не было!

На второй день погода ухудшилась. Ночью был мороз, а утром — сильный холодный ветер. Гусей увидеть не пришлось. На охоте я был одинок, так как Игорь не захотел, по его выражению, «тратить попусту время». Выстрелов других охотников тоже не было слышно. На тягу я пошел в другое место, хотя погода не изменилась и порывы ветра были такие, что из двух вальдшнепов, которых я видел, на меня налетел один. Правда, назвать это движение полетом будет не совсем правильно, поскольку ветер швырял птицу, как осенний лист. После моего выстрела уже битого долгоносика очередной порыв ветра отбросил не меньше чем на 60–70 метров, и мне не удалось отметить место его падения. Найти же его даже при наличии у меня фонаря было нереально. Простояв еще какое-то время я в полной темноте, я направился к дому.

Но охота есть охота, и в один из вечеров, уже после 21:00, с перерывом в 10–15 минут, сделав два одиночных выстрела, я наконец добыл двух вальдшнепов. В обоих случаях хорканье было прерывистым и характерных звуков настоящей тяги я не услышал.

Последующие вечерние зори ограничивались прогулкой на свежем воздухе, и только однажды вне выстрела прошел один вальдшнеп.

С гусями мне повезло больше, благодаря знакомым местным охотникам, пригласившим меня на охоту. До этого Александру и Владимиру удалось найти кормовое поле, куда приходили один-два табунка гусей до 10 птиц и одиночки. Скрадок, сделанный из подручных материалов, оказался очень удобным и хорошо замаскированным. Два десятка пластиковых чучел четко выделялись на озими. Ждать долго не пришлось, и пара гусей, налетевших на высоте примерно 30 метров, были чисто биты, а затем был налет одиночки, которого умело заманили двумя манками. Все гуси оказались белолобыми и старыми. Больше гусей не было, и уже в десятом часу мы направились к дому.