Самострел

Ноябрь выдался теплым. Приморская осень окрасила все в золотые и пурпурные краски. Наша команда выехала на отстрел изюбрей в Чугуевский район. Тяжело урча, «Урал» остановился на перевале у истоков Герасимова ключа. Здесь начиналась лесосека.

Осенний день короток — решено остановиться на ночлег. Восемь часов в пути изрядно измотали водителя и охотников. Прохор, старший группы, часто охотился в этих местах. Поэтому остановка была заранее спланирована. Каждый занялся делом: собирали дрова, развели костер, готовили стол к ужину.

Прохор направился к избушке лесорубов в надежде повидать давних друзей. У избушки, не по погоде одетый, в одной тельняшке, встретил его Виктор.

— Здравия добрым людям. С чем пожаловали в наши края? — Но узнав Прохора, оживился и по-детски обрадовался: — Добрым людям всегда рады, прошу в дом.

В избушке было накурено и тепло. Раскаленная печь потрескивала. Увидев Прохора, все разом отложили игральные карты. Прохор, обратившись по имени и обняв каждого, пожелал доброго здоровья. Прохор знал их давно, все они бывшие охотники-промысловики. В одночасье в стране «рухнули» промхозы, пушнина стала никому не нужна, зато открылись настежь «ворота» на вывоз древесины в Японию, Китай, Южную Корею. Семьи надо кормить, и бывшие охотники переквалифицировались в лесорубов. Жизнь есть жизнь, и рубили охотники тайгу, где раньше занимались промыслом.

Хозяева расспрашивали о знакомых, о новостях с «большой земли». Прохор торопливо поведал, что знал, и, извиняясь, произнес:

— Мужики, я сбегаю на солонцы, посмотрю, кто там «солонится», завтра с утра перед отъездом еще забегу. А вот это вам презент разговеться и порадовать душу. — И он положил на стол солдатскую фляжку со спиртом. По лицам было видно, что все неожиданному подарку были рады.

Прохор вышел из избушки, за ним поспешно Виктор. Прохор подумал, что он чем-то озабочен и хотел что-то ему сказать. Но потом, словно передумав, остановился, достал сигарету и закурил.

Вечерело, охотники уже ужинали. Наиль — повар, — завидев Прохора, поспешил к котлу налить ему похлебки. Прохор попросил не беспокоиться, взял винтовку, рюкзак и, уходя, сказал: — Я вот за этот хребетик схожу, буду через три часа.

Нескольких лет он подсаливал местный солонец, оставшийся ему «в наследство» от умершего охотоведа деда Сергея. Вот и в этом году еще по весне он двенадцать километров нес сюда пудовый рюкзак с солью. И, как учил его дед Сергей, по склону чуть выше поджима острым колом набивал шурфы и засыпал их солью. Не раз он выспрашивал охотоведа, сколько лет солонцу, но тот в ответ пожимал плечами и говорил, что он и сам его получил в наследство. Солонец располагался на крутом склоне распадка, где была небольшая болотинка от поджима воды из-под камней. За годы дикие козы, изюбри, кабаны выели здесь полуметровую яму. Нынче их явно никто не беспокоил. Это было видно по множеству следов и тропе, пробитой по распадку вдоль ручья. Прохор не пошел по звериной тропе, боясь наследить, да и «собирать» клещей не хотелось. Переправился через ручей и склоном вышел прямо к солонцу. Все здесь было по-прежнему. Засидка, сделанная еще руками охотоведа, виднелась межу двумя стоящими кедрами. Прибитые на высоте шести метров две широкие кедровые пластины и палки — лесенки, ведущие наверх. В десятке метров находился и сам солонец — овальная грязевая ванна, вся исхоженная и изрытая копытами зверей. Все здесь было продумано и обустроено первопроходцем. Засидка-лабаз находилась высоко, и потоки ветра не сносили на солонец запах стрелка. Подсолка была выше поджима и укрыта большими камнями, чтобы зверь не выбивал соль копытами, и лакомство вымывалась медленно.

Чтобы не оставить следа, Прохор решил подойти ближе к солонцу со стороны склона и рассмотреть свежесть следов. В тайге Прохор был не новичком, он хорошо ориентировался, был наблюдательным. Внимание привлек придавленный к земле кустик — явно не копытом, и смятая трава выдавала звериную лежку.

Боковым зрением Прохор заметил маленькое белое пятно, и это заставило его почему-то резко остановиться. Какая-то невидимая преграда не позволила ему сделать еще шаг. Необъяснимое чувство опасности подсказало — «продолжай стоять, осмотрись».

Ощущение тревоги постепенно отступило, на смену пришло желание установить причину тревоги. Прохор посмотрел вокруг — перевел взгляд на одежду… Что это? Тонкая, натянутая стальная нить зацепилась за «собачку» замка «молнии» летной куртки. И только сейчас Прохор понял всю опасность — это самострел. Не отрывая взгляда от стальной нити, он освободил от зацепа замок и медленно сделал шаг назад. Стальная нить ослабла и провисла. Он попытался расслабиться, но мышечная дрожь сотрясала его тело, на лбу проступила испарина, и Прохор был вынужден присесть на корточки.

Теперь кажущаяся безобидной тонкая стальная проволока уходила в неприметные кусты подлеска. Прохор повернул голову еще чуть дальше и увидел ствол ружья. Кто и на кого поставил здесь самострел? Вспомнились все, кто жив и кого уж нет, все, кто знал этот солонец, и… Виктор, с тревогой провожавший Прохора у избушки.

Прохор, успокоившись, вновь внимательно оглядел все вокруг. Вспомнил, что не придал особого значения подмятому кусту и смятой траве. Теперь стало ясно, что самострел был поставлен на тигра, он приходил сюда охотиться на изюбрей или кабанов.

Конструкция самострела была предельно проста, но продуманна. Спасшее жизнь «белое пятно» оказалось пустой катушкой из-под ниток, прибитой гвоздем к дереву. Она играла роль блока и, судя по ее виду, не так давно «освободилась» от ниток. Прохор смотрел на свою спасительницу: если бы не она, то могло бы случиться непоправимое. Провод проходил через блок на двух уровнях: для зацепа ногой на уровне колена в 50 сантиметрах от земли — на уровне груди тигра. К двум, словно специально выросшим здесь березкам крестообразно шнуром было привязано ружье 20-го калибра. Ствол был вывешен на высоте метр — метр двадцать, это уровень груди и позвоночника крупного изюбра.
Когда страх прошел, Прохор начал разбирать смертоносную конструкцию. Первое, что он сделал, это поставил ружье на предохранитель и только затем осторожно снял петлю со спускового крючка. Тонкий стальной провод, что используют пасечники для рамок ульев, повис на втором обратном блоке на березке. Прохор срезал крепежный шнур и, переломив ружье, вынул патрон. Латунная гильза с зеленоватой патиной выдавала свое неоднократное использование. Под слоем залитого воска просматривалась крупная 9-миллиметровая картечь.

Теперь Прохор мог осмотреть солонец. Со стороны самострела на краю были видны следы тигра. Они были совсем свежими. Тигр караулил изюбра и был здесь перед самым его приходом. Зверь залег в трех метрах перед смертоносной струной. Чутьем Прохор словно ощущал присутствие тигра, не исключено, что он находился где-то совсем рядом. Прохору подумалось, что тигр явно озлоблен на то, что его потревожили, сорвали охоту, но если бы зверь понял, как ему повезло…

Что было дальше — в тайге судят сами и своих не выдают, даже браконьеров. Спустя несколько месяцев Прохор заезжал в Бреевку к участковому милиционеру узнать о хозяине переданного ему ружья. Там он услышал «правильный» ответ: «Зачем это тебе надо знать? Живи и радуйся, что жив!» Наверное, прав участковый, главное, что живы и тигр, и Прохор, и… лесорубы, что растят своих детей.