Как я поставил рога секретарю обкома

Изображение Как я  поставил  рога  секретарю  обкома
Изображение Как я  поставил  рога  секретарю  обкома

Огромный бык, которого утром видел у кормушки, шел на махах прямо на меня. Спутать этого матерого зверя было невозможно: такого лесного великана мне не приходилось видеть за все восемь лет охоты по копытным. На каждом роге насчитывалось более десяти отростков!

Я так и замер на своей болотной кочке. Только бы не свернул, не ушел за верный выстрел! Отвернув чуть в сторону, сохатый подставил себя под стволы моего ИЖ-58. Промахнуться в такой шкаф с 12–15 метров было невозможно: его правый бок закрыл весь сектор обстрела. После двух моих выстрелов он пробежал еще метров двадцать пять и остановился, прислонившись левым боком к первой попавшейся сосне. Я перезарядил ружье и выстрелил еще раз.

Не без опаски подошел к своему трофею и глянул на его уши. Стало ясно: сохатый уже в другом мире. Радость охватившая было меня после столь удачной развязки, мгновенно уступила место совсем другому чувству. Мне стало жаль этого красавца!

В тот раз охота не заладилась с самого начала. В канун Нового года наша проверенная не за один сезон команда выехала под Чехов, чтобы закрыть лицензию. На ночлег мы расположились не в отдельном домике, как обычно, а у егеря. Он с женой и взрослой дочерью жил за тонкой перегородкой. Настроение у ребят праздничное. Обычно с дисциплиной у нас нормально, а тут все словно с цепи сорвались. Стаканы зазвенели еще в Москве у первого светофора. Теперь всем было очень весело. Что рядом за стеной уставшие за день люди хотят спать, никому в голову не приходило. Егерь, пожилой мужчина пенсионного возраста, попытался нас урезонить. Но куда там! Даже когда все было выпито и, казалось бы, пора угомониться, нашлись заядлые картежники, которые прошумели до самого утра.

Утром, взглянув на хозяина, я понял, что охоты не будет: злые искорки в его глазах говорили о том, что хамства по отношению к своим близким он не потерпит. Эти мысли покинули меня, как только мы вошли в лес. День был чудесный. Накануне прошел снег, и теперь было морозно, светило яркое солнце. Нас расставили на номера. Я оказался на очень красивом месте под высокой елью у болота, закрайка которого густо заросла сухим теперь камышом. Казалось, если зверь в загоне, то он должен выйти именно на мой номер. Так оно и вышло. Точнее, не совсем так.

Как только раздались крики загонщиков, впереди себя я услышал какой-то свист. Это крылья огромного глухаря разрывали морозный воздух. Он уселся прямо надо мной на соседней елке. Как сейчас вижу этого «Змея Горыныча», который смешно вытягивал шею, балансируя на самой верхушке дерева, зацепившись за нее своими огромными лапами. Я тихонько переломил ружье, вынул из первого ствола пулю и вложил будто специально припасенный для такого случая патрон с дробью № 2. А моховик-снеговик так и качался на своем насесте. Я прицелился и… не выстрелил!

В годы моей молодости, может быть, мы и «двигались по тупиковому маршруту, который проходил в стороне от столбовой дороги цивилизации», но получить охотбилет было далеко не просто. Надо было заручиться рекомендациями опытных товарищей, а потом целый год в качестве стажера ходить на лекции, ездить в охотхозяйства на отработки. А на настоящих охотах ты под руководством егеря работал загонщиком. Полноправным же членом охотколлектива становился, если выдерживал все эти испытания и успешно сдавал экзамен по охотминимуму...

Дальше все покатилось по продуманному сценарию: загон – пустышка, следующий – пустышка, последний – снова пусто. Короткий декабрьский день прошел. А лицензию надо закрывать! И уже на базе все мы тише воды ниже травы, и дрова колем, и все плохие слова позабыли, и московскими деликатесами угощаем. Но к деду не подступиться…
На следующий день, я встал раньше других и напросился с егерем в обход. К моему удивлению, тот не отказал. Дело ясное – принял меня за полного лоха. Попросил только на пятки ему не наступать и держаться чуть подальше. Иду я за ним метрах в сорока по просеке и вдруг вижу, как от солонца, стронулись два быка и с хорошими рогами. Особенно запомнился первый. Я отошел чуть в сторону и затаился за сосной.

Уходить от кормушки они явно не спешили. Дед хоть и стоял к ним гораздо ближе, чем я, но звери косили явно на меня. Отогнал он их от кормушки. Перешла эта сладкая парочка просеку и свалилась в балку. Я тем временем отошел назад и стал наблюдать за дедом, который меня не видел. Минут через пять подошел. Он мне показал свежий входной след и, улыбаясь, сказал, что зверь в загоне. Минут через сорок мы уже стояли на номерах.

Скандала решил не устраивать: по правде говоря, ночью и я предпочитаю спать. Встал на самую высокую кочку в болоте, закинул ружье за спину (хорошо, хоть зарядил!), достал бутерброд, отлично зная, что и на этот раз будет пустышка, и принялся ждать. Только и на старуху бывает проруха. Перехитрил наш дед самого себя! Кто бы мог подумать, что, пока мы доковыляем обратно, пока соберемся командой да встанем, звери к кормушке возвратятся. Кого им бояться? Дедушку-то они видят каждый день! А когда номера стоят, тут уж гони! Вот и затрещали выстрелы, и полетела на снег моя нехитрая снедь. Первого лося завалили сразу, а моего только подранили: по следам было видно, что копыта у него слишком широко расставлены.

Но самое интересное случилось потом. Радости особой после последнего выстрела, понятно, не испытывал: одно дело – стрелять сохатого, когда он прет прямо на тебя, и совсем другое – добивать беззащитное животное. Я успокаивал себя тем, что сделал главное – не выпустил из загона раненого зверя, не подвел товарищей. В конце концов такой шикарный трофей.

У нас была традиция: стрелок разделкой туши не занимается. Я не спешил и ждал, когда подойдет вся команда. Дед появился сразу после моего последнего выстрела, а потом куда-то надолго исчез. Минут через сорок подкатил уазик, из него вылезли трое в новеньких камуфляжных куртках. Я еще удивился, что они были совсем не похожи на вчерашних загонщиков. Тем не менее эти ребята начали возиться с моим лосем. Аккуратно отделили голову, завернули ее в специально приготовленный огромный целлофановый мешок, погрузили все это в уазик и уехали на базу. Вот это сервис!

А уже на базе у егеря подошел ко мне Дима – он у нас в команде за главного – и вместо поздравлений объявил, что трофей мой придется отдать. Я прямо обалдел! Как так? Такого же не бывает! Помню, как-то попросила нас другая команда добрать раненого зверя. Мы его завалили. Мясо им, а голова – стрелку! Святое дело! А тут при наличии путевки, ради которой покрашены все лавочки на охотбазе в Красновидово, останавливаю с чужой пулей такого матерого зверюгу и остаюсь без трофея?!

Дима объяснил мне, что у нас перестрел, и могут быть большие неприятности. Мы с ним охотились не один год, и я почувствовал: произошло нечто экстраординарное. Был так ошарашен такой несправедливостью, что даже спорить не стал.

Славное это было времечко – середина 80-х!А предназначались эти рога не кому-нибудь, а первому секретарю обкома. А это по тем временам была величина. Людишки в новеньких курточках, что возились с лосиком, как объяснял потом Дима, были никакие не егеря. Уж они показали бы нам, кто в лесу хозяин! Вот так я и добыл рога секретарю обкома.