К пересмотру законов об охоте

ОТ РЕДАКЦИИ:

Предлагаемая вашему вниманию статья написана 115 лет назад, но не потеряла своей актуальности и сегодня.

Голос уполномоченного губернатором для наблюдения за исполнением законов об охоте.
СПб, декабря 1897 года

Несомненно, что всякий закон тогда только имеет смысл, когда он исполняется, когда государство обладает достаточным числом органов и лиц, которые бы наблюдали за неукоснительным исполнением закона. Только при строгой охране закона он получает практическое значение, а не остается мертвой буквой.

Вот почему, когда проник в печать слух о пересмотре закона 3 февраля 1892 г., всякому истинному охотнику, близко стоящему к практической жизни, пожившему в деревне и наблюдавшему за состоянием охотничьего хозяйства в России, должна была прийти в голову мысль: «Да так ли уже плох этот охотничий закон и не в том ли только все горе, что он не исполняется?»

Если год от года охота плошает, если уменьшается количество дичи, а увеличивается число беспардонных палил, бесконтрольно круглый год истребляющих все и вся, то разве это благодаря несовершенству закона! Конечно нет!

Все это объясняется отсутствием культурности массы населения – с одной стороны, и отсутствием надлежащего надзора за исполнением закона – с другой. При известном уровне культуры закон уважается и исполняется; при некультурности народа он попирается как начало, стесняющее свободу и произвол каждого в интересах остальных.

Прежде всего необходимо, чтобы в сознание народа проникла полезность и необходимость закона, и только тогда можно рассчитывать на стойкость и незыблемость закона. Но так как законодательство прогрессирует быстрее массы, т.е. населения, то поневоле приходится принуждать народ исполнять закон, уважать его под страхом наказания, а для этого необходимо рационально организовать охрану закона, наблюдать за его исполнением.

Как до издания закона 3 февраля, так и после,в интересах охраны закона сделано было мало, и следует признать, что порядок наблюдения существует лишь на бумаге, а в жизни, на практике, он ниже всякой критики.

Как прежде, так и теперь кто должен следит за исполнением закона? Полиция уездная и сельская, лесная и казенная стража, и после издания закона 3 февраля уполномоченные губернаторами и члены охотничьих обществ.

Земские начальники могут приступать к разбору дел лишь по протоколам полиции, а уполномоченные не имеют вовсе права лично привлекать, а должны обращаться к содействию полиции. Но ведь полиция и лесная стража и прежде должны были это делать, но не делали. А почему? Да по той простой причине, что ей, по ее словам, такими пустяками некогда и заниматься.

«Когда же нам бегать по лесам и полям и ловить браконьеров, – резонно рассуждают урядник, становой и исправник, – когда мы и без того с ног сбились и завалены по горло работой: то недоимки в податях выбивай, то дознание по уголовным и другим делам производи, то за фабричными смотри в оба и всякие требования губернатора немедленно исполняй, и тысячи исходящих бумаг ежегодно отправляй, и за падежами, пожарами, голодухой наблюдай. Когда же нам еще ловить браконьеров?»

Волостной, сельский староста, сотский и десятник рассуждают так: «Прежде всего я сам крестьянин и должен справлять свое крестьянство в поте лица, да кроме того, каким-либо промыслом заняться, чтобы добыть достаточно денег на прокормление семьи, ибо доходами от хозяйства не проживешь; после этого я обязан справлять подати свои и с мирян собирать, а кто не знает, как это трудно.

По нынешним временам раз по десяти к каждому домохозяину ходишь, пока от него денег выпросишь, а начальство прежде всего подати спрашивает. Затем надо справлять всякие волостные и сельские сходы, в суд и к земскому являться, за лесными и другими пожарами, дорогами и мостами смотреть, да всех дел и не переделать, когда же нам ловить бездельников-палил? Да к тому же птицы и звери вольные, никто, кроме Бога, их не растил. Зачем их жалеть? Для человека даны».

Вот кто охранители законов об охоте. К этим органам власти прибавьте еще казенную лесную стражу, которая почти вся поголовно исторически комплектуется из местных охотников-промышленников и сама есть рассадник наследственного браконьерства, – и тогда картина современного печального состава охранителей охотничьих законов будет полная. Бессильны и наблюдающие за исполнением законов об охоте уполномоченные губернаторов. Они должны прибегать к содействию полиции, и права самостоятельного возбуждения дел, а также составления протоколов о нарушении не имеют.

Что же прикажете делать уполномоченному? Положим, уполномоченный обнаруживает вопиющее нарушение охотничьего закона. Прежде всего ему надо искать полицию. Урядник находится за 30 верст, становой – за 50, исправник – за 200, волостной в 10 верстах в правлении занят, староста уехал на базар, сотский угнан тушить лесной пожар, да к тому же последние два и неграмотны, а надо составлять протокол по горячим следам, выявить личность нарушителя, если она неизвестна, пригласить свидетелей и понятых, поставить, например, караул у убитой в марте стельной лосихи, чтоб ее ночью не увезли.

Волостные не идут в свидетели, всякий боится попасть: «по судам таскать будут». Таким образом средств задержать нарушителя, установить его личность, констатировать нарушение на месте у уполномоченного никаких нет. Он испробует эту канитель разыскания полиции по всему уезду раз-другой и плюнет на все и вся.

Если же обратиться к лесничему и потребовать, чтобы он принял меры, то всегда от него на формальном бланке получится один ответ, что по собранным им сведениям все обстоит во вверенной ему даче благополучно, даже если бы доподлинно было известно, что его стража бьет дичь на продажу и возами возит ее на базар.

Все, что я пишу, есть не что иное, как факты, мною лично наблюдавшиеся. Вопрос о том, как организовать охрану охотничьего закона, не столь простой, а напротив того, весьма сложный, и я полагаю, что прежде чем признавать огульно несовершенство существующего закона 3 февраля, следовало бы задуматься над вопросом об охране закона, об учреждении особых платных инспекторов охоты, особой стражи с самостоятельными правами обнаружения нарушений и возбуждения дел.

Не мешало бы также увеличить число уполномоченных губернаторами, расширив их права, изъять дела о нарушении законов об охоте по отношению к крестьянам из ведомства волостных судов, а потом уже задумываться над бесповоротным запрещением весенней охоты, «дабы и выстрела никто нигде давать не смел», как пишут некоторые плачущие об уменьшении дичи. Смею заверить этих господ, что если надзор не будет упорядочен, то и при запрещении весенней охоты все-таки всюду на Руси будут всю весну палить.

Лишиться весенней охоты ради того, чтобы соблазна не было, «дабы никто бы не стрелял», просто наивно. Я понимаю, что следует культурно действовать на массу, вселять в нее идеи рационального ведения охотничьего хозяйства и разумного пользования благами природы, путем популярных брошюр, чтений, распространения сознания целесообразности охотничьих законов и знакомства с самими законами; я понимаю, что можно еще говорить о том, чтобы весеннюю охоту сделать достоянием лишь культурных охотников, членов охотничьих обществ, взимать за нее особую плату, выдавая на весеннюю охоту особо оплачиваемые охотничьи свидетельства, но для меня совершенно непонятно, как это можно, зная нашу матушку Русь, додуматься до того, что стоит только запретить весеннюю охоту (и в этом якорь спасения), как охота воскреснет, дичь будет мирно плодиться, нигде не будет ни выстрела, и после 15 июля – обильные выводки и чудная охота.

А ловля утят и тетеревят собаками да «хворостиной»? А разные силки, петли и т.п.? При чем тут гул выстрела? Разве что не во сто крат опаснее звука выстрела, на который стража может легко прийти? Не в этом, конечно, корень зла, не в весенней охоте, столь поэтичной и привлекательной. Весь вопрос в охранителях и в культурном развитии в массе правового сознания в необходимости исполнять законы об охоте.

Лучшими охранителями закона и проводниками этого культурного правового сознания могут быть, конечно, не держиморды из урядников, не безграмотные старосты и сотские, не браконьерствующая лесная стража, а охотничьи инспекторы из местных дворян охотников с самостоятельными широкими правами и подчиненной им особой стражей, своим примером долженствующей упорядочить тот надзор, который достанется и на долю общей и сельской полиции.

В вопросе охоты русское дворянство одно может еще раз сослужить свою службу отечеству надлежащим образом, как оно ее сослужило неоднократно в эпохи реформ и в тяжелые годины жизни своей дорогой Родины.

Вопрос об охотничьих инспекторах был уже возбужден петербургским дворянством по инициативе бывшего новоладожского предводителя дворянства, известного петербургского охотника Д.К. Нарышкина. Теперь, когда в правительственных сферах вновь поднят вопрос о пересмотре охотничьих законов, небесполезно было бы остановиться и над этим вопросом, ибо он затрагивает корень существующего зла – несовершенство охраны охотничьих законов – и указывает на возможность при содействии самого культурного сословия России спасти русскую охоту.

Подготовил Пётр ЗВЕРЕВ, рисунки из архива редакции