Где-то в середине сентября мне позвонил мой давний знакомый Вадим и предложил развеяться на охоте вместе с его напарником Володей. Самому ему было недосуг, а Володе ехать одному не хотелось. Надо сказать, что я разительно отличаюсь от своих приятелей.
Вадим – замечательный врач, заведующий поликлиникой, двадцать лет назад он тоже был врачом, а через десять будет, возможно, главным врачом какого-нибудь офтальмологического центра. У него есть два крупных недостатка: он постоянно забывает номер моего домашнего телефона, а на охоте уверен, что ему любая канава по колено, поэтому начало каждой охоты с ним ассоциируется у меня с развешенной у костра его амуницией.
Володе еще при жизни надо ставить памятник как исключительно добросовестному работнику. Он лет тридцать пять назад забрался в маневровый тепловоз, и, видимо, вылезет из него в этом году сразу на пенсию. Володя очень правильный, и жена у него правильная, и дети правильные, даже двери в квартире правильные – изготовлены из экологически чистой сосны. Я – полная противоположность моим соратникам по охоте: из слесарей уходил в директора, из директоров – в лесники, из лесников – в инженеры и снова в слесари, куда меня судьба занесет еще, сказать трудно. Какие мои годы!
Рано утром мы с Володей встречаемся у электрички, а через полтора часа выходим на знакомом полустанке. Собираем ружья и идем к месту охоты. Правда, глагол «идем» мало подходит к темпу нашего движения, мы летим. Я еле поспеваю за Володей, при этом он умудряется еще и рассказывать мне на ходу.
– Представляешь, утки прет вагон. Нам с Вадимом патронов не хватило позавчера. Вся утка в затопленных кустах. Взять ее можно только в «эльке», штанах от костюма химзащиты.
Я, конечно, представлял, что такое вагон утки и внутренне предвкушал удачную охоту. Через 30 минут мы уже были у первого магистрального канала, переправились через него по бобровой плотине, и вот мы уже идем вдоль канавы, окаймляющей карту. Я впереди, Володя сзади. На эти затопленные водой карты, я впервые попал в 1989 году. Тогда они были практически чистыми, ходьба вдоль них доставляла сплошное удовольствие. Сейчас все заросло ивняком и березой. Вдоль канав выросла двухметровая крапива и густой малинник. Пробираясь сквозь эти заросли, мы вспугнули с канавы выводок крякв. Я, идущий первым, успел только раз ударить по выводку навскидку. Солнце слепило мне глаза, и пришлось стрелять наудачу по какому-то пестрому месиву из утиных крыльев. После выстрела послышался характерный шлепок о воду.
– Готова, – сказал Володя за моей спиной, и у меня засосало под ложечкой.
«Накаркает!» – подумал я про себя. Сколько раз бывало, ты уверен, что утка бита чисто, а оказывается подранок. С собакой найти его проблем не составляет, без собаки поиски подранка превращаются в муку. Так было и на этот раз, бесславно поискав подранка с полчаса, я понял, что занятие это бесполезное. Мы двинулись дальше по едва различимой дорожке. Перебравшись через валежину, поднимаю голову и вижу, что на меня идут пять крякашей. Умом понимаю: стрелять бесполезно, даже если утка будет бита чисто, в таком «чапыжнике» мне ее все равно не найти. Рука же инстинктивно срывает ружье с плеча, выстрел, секунда ожидания – и одна кряква, как пикирующий бомбардировщик, уходит со снижением вправо, за гряду берез. Слышу где-то далеко сочный шлепок о торфяную чачу. Искать битую утку в этих зарослях камыша и осоки бесполезно. Воистину, ненасытны глаза человека и рука обезьяны! Настроение падает до нуля. Мне не хочется никуда идти. Ненайденная битая дичь или подранок давят на мою психику какой-то непосильной ношей. Выходим на старую узкоколейку. Садимся перекурить. Говорю напарнику, что возвращаюсь домой. Володя смотрит на меня с непониманием, и, наверное, думает, что зря связался с таким идиотом.
До электрички еще три часа. Иду по дороге к станции, а на душе кошки скребут. За спиной Володя, вероятно, глядя мне в спину, крутит пальцем у виска. Зачем я поддался на уговоры Вадима и поехал на эту злосчастную охоту? Только тот, кто всю сознательную жизнь охотился с собакой, поймет меня. Без собаки охота уже не охота.
У очередной мелиоративной канавы решаюсь попить кофе, торопиться мне некуда. Достаю из рюкзака котелок – банку из-под кофе, набираю воды. Выкладываю на кофейную крышку две таблетки сухого спирта, подвешиваю котелок над ним, поджигаю спирт, через пять минут вода в банке закипает, всыпаю в воду пакетик кофе, и в воздухе разносится волшебный аромат. На торфяниках такой способ приготовления пищи самый пожаробезопасный. Пью обжигающий напиток и размышляю: за то время, пока я сижу здесь, надо мной прошло, наверное, около сотни уток, и все летят в одном направлении. Стрельба охотников идет слева, утки летят вправо и не возвращаются, значит, там у них присада. Схожу-ка, посмотрю! Продравшись сквозь придорожные заросли малины и крапивы, я вышел на едва заметную тропинку, идущую вдоль канала. Через минут пятнадцать тропинка уперлась в заполненную водой канаву, пришлось одевать «эльку». Переправившись через эту водную преграду, я вышел к затопленной карте. Весь центр ее зарос трехметровым камышом, куда-то за него и садились стаи уток. Пройдя метров триста вперед, я дошел до здоровенной осины, скинул с себя лишнюю одежду и налегке забрался на дерево. В восьмикратный монокуляр были видны сотни уток, кормящихся на мелководье, среди зарослей камыша. Но как до них добраться? Я переводил взгляд с одной присады уток на другую. Ясно, что здесь их давно уже никто не беспокоил, они прижились и прикормились. Неожиданно мой взгляд наткнулся на цепочку кустов ивняка, как по ниточке уходящую в центр пролива. Я слез с дерева, вырубил на всякий случай двухметровый осиновый кол и отправился на проверку. Мое предположение оправдалось. Кусты росли на узкой, в метр, гриве, которая уходила в самый центр утиного эльдорадо. Справа от гривы было очень топко, слева, как оказалось, шла канава, в которую мой кол ушел почти полностью. Мне пришлось очень осторожно пробираться вдоль кустов, в короткие сапоги можно было в любой момент набрать коричневой болотной жижи.
Утки до того обнаглели от своей неуязвимости, что только отдельные стайки, завидев меня, взлетали, делали полукруг, и шлепались на воду где-то посередине карты. Вдруг под моей ногой затрещало, и из рыжей воды показалось что-то черное и осклизлое. Я опешил на секунду, потом ткнул в него колом. Как оказалось, это автомобильная камера, рядом зарастала травой вторая. Раздвинув траву, я увидел остатки настила из тонких березок. Вероятно, когда-то это был плот. Наконец, я пролез до конца гривки, передо мной была большая лужа неправильной формы, сплошь усыпанная утиными перьями. Я натянул на себя «эльку» и, не обращая внимания на уток, которые то и дело проносились над головой, и увидев меня уходили куда-то на соседние карты, зашел в воду. Слева была глубокая канава, значит, чтобы собрать всех битых уток, мне нужно было стрелять только прямо перед собой, над собой или «в штык» справа. Стрелять дальше бессмысленно, в камышах уток мне все равно не найти. Вылезаю на гриву, снимаю «эльку». Достаю из рюкзака маскхалат. Он занимает в рюкзаке очень мало места, и когда мне нужно сделать некое подобие скрадка или отстоять вечернюю зорьку на перелете, маскхалат здорово меня выручает. Я растягиваю его между двумя кустами ивы, чтобы укрыться от заходящих на посадку уток. Заряжаю ружье. Можно начинать.
Три кряквы идут на меня справа, солнце светит прямо в глаза, стреляю «в штык» – мимо. Утки, как бы наткнувшись на невидимую стену, истошно крякая, судорожно уходят вверх, стреляю как по сидячей. Одна есть. Что тут началось! По всей карте пронесся гул. Тысячи крыльев одновременно всколыхнули воздух. Я как бы очутился в центре крупнейшего утиного аэропорта. Надо мной то и дело проносились пары, тройки, стайки уток. Летящие сзади замечали меня и отворачивали в сторону, остальные безбоязненно налетали на импровизированный скрадок. Поначалу стрельба не ладилась, я торопился и поэтому здорово мазал. Расстреляв патронташ обычных патронов, я достал из рюкзака «самокрут», заряженный самодельным «бекасинником», разделенным в патроне на четыре части. Перекурил, успокоился, теперь дело пошло на лад.
Основная масса уток куда-то ушла, на меня налетали отдельные особи утиного поголовья. В основном шла кряква, много меньше было чирков и уж совсем мало шилохвости и широконосок. Свиязь стаями штук по 70–100 на эту карту не присаживалась, а пролетала не задерживаясь, видимо, шла на большую воду.
За полчаса интенсивной стрельбы стволы моего ружья раскалились, я полностью расстрелял свой боезапас. Пошарив в рюкзаке и карманах, нашел только два патрона, оба с крупной дробью, на случай встречи со стайкой осенних гусей. Охота закончилась, и какая охота! Не было ни гроша, да вдруг алтын!
Снова натянув на себя ЛЗК, я довольно быстро собрал всю битую дичь. Жизнь стала намного веселее. Не спеша, с перекурами, я отправился на станцию. До электрички было еще больше часа. Чем дольше я шел, тем тяжелее становился рюкзак. «Жадность фраера погубит, жадность фраера погубит» – повторял я сквозь зубы, как заклинание, и каждый шаг отдавался в моей пояснице. Наконец-то показался знакомый мостик, за ним начинался дубняк. Вот и знакомая валежина. Я скинул тяжеленный рюкзак и блаженно растянулся на ковре из дубовых листьев. Сейчас можно «ударить по кофейку!»
Мне почему-то очень нравится это место среди столетних дубов. Наверное, из-за того что куда у нас ни пойдешь, вокруг или сосна с березой, или елка с осиной, а тут посреди болота дубовая роща. Лепота! И до станции двадцать минут хода. Хохма есть замечательная. Вопрос: «Как жизнь?» Ответ: «Как у желудя: как только сорвешься и упадешь, обязательно найдется какая-нибудь свинья и сожрет тебя, и пожаловаться некому – вокруг одни дубы!»
На этой мажорной ноте почему-то вдруг подумалось, что рюкзак уток на охоте без собаки у меня в жизни второй раз. Первый был лет тридцать назад, когда я также удачно отохотился. И мне ничуть не стыдно. Покуда на питание у меня уходит 70% семейного бюджета, охота является хорошим подспорьем. Слава богу, сейчас хоть не надо ни от кого прятаться, норм добычи на утку у нас давно уже нет. С собакой можно иногда вообще не брать с собой ружья, подранков после выходных дней от «стрелков» остается много. Я вдруг вспомнил, какие замечательные пончики готовит из утятины Вадим. Пожалуй, надо перенять у него передовой опыт их приготовления.
И все-таки без собаки охота не охота. Не зря И.С. Тургенев писал, что охота с ружьем и собакой прекрасна сама по себе.
Комментарии (6)
Юрий Александров
Вот вопрос, а куда Володя делся?
Олег Антонов
А про пончики можно поподробней? А то начало сезона на носу.
Пользователь удалён
"..рюкзак уток на охоте...."
я, конечно, извиняюсь, но зачем столько????
3 ответа
Борис Соколов
"Покуда на питание у меня уходит 70% семейного бюджета, охота является хорошим подспорьем" - видимо вот поэтому. По крайней мере, в другие причины верить в данном случае как-то не хочется. У меня как-то двое друзей 17 штук привезли, потом друзей и родню угощали. Охотились не один день, установленную дневную норму добычи не превысили, но я тоже не удержался и спросил "А на хрена ?!".
Юрий Александров
Сегодня норма добычи более актуальна, чем в прошлые годы. Дичи стало меньше, а нормы добычи больше, хотя в некоторых угодьях хоть 100 гол. в день разреши, больше 1-2 крякв не то чтобы подстрелить, увидеть не всегда удается.
Мансур Хатымтаев
закоптил, и с пивком за присест 3 человека штук пять разнокалиберных уток запросто умнут.