Оживший экспонат

В музее почти три тысячи экспонатов основного фонда. Среди них есть уникальные. Например, «Дневник охотника», заслуживающий особого внимания. К сожалению, время не сохранило его в первозданном виде: многие листы безвозвратно утеряны. Но сохранившиеся 374 страницы представляют для нас большую ценность.

На страницах «Дневника» автор в течение четырех лет (1908–1912 гг.) почти ежедневно писал о своей любви к лесу и охоте, делал наблюдения о погоде, отмечал разные природные явления, описывал повадки зверей и птиц, поэтому документ можно смело назвать «Дневником натуралиста». Впечатления от участия в охотах и рыбалках переданы живым ярким языком и «выдают» человека, несомненно, образованного, литературно талантливого, а главное, опытно знающего «предмет», о котором пишет. Но, к сожалению, об авторе нам почти ничего неизвестно. Удалось лишь установить, что им был некто Я.В. Байков, принадлежащий к древней дворянской фамилии, корни которой уходят в Псковские земли. О себе он пишет весьма скупо. Лишь благодаря кратким, «попутным» замечаниям, мы узнаем, что он был немолод, носил очки, курил и, несомненно, был страстным и опытным охотником. 1909 год открывается замечательной фразой: «35-й год охоты!». Мы также узнали, что в 90-е годы позапрошлого века в охотничьих изданиях публиковался некто Я. Байков — нам не раз попадались ссылки на его работы: «О зимнем токовании тетеревов», «О лосях», «Тетеревиные тока и охота на тетеревов». Конечно, уверенно идентифицировать автора названных статей с автором «Дневника» мы пока не можем, но тем не менее имеем основания предположить, что он был ученым-биологом и организатором охот в поместьях Нарышкиных и Воронцовых-Дашковых в Тамбовской губернии, которые постоянно упоминает в своих записках.

Мы предлагаем вниманию читателей те страницы «Дневника», где говорится, на кого, с кем и как охотился Я.В. Байков в августе — ноябре сто лет назад.

29 августа 1908 г. «Гр[аф] Дмитрий Сергеевич и Гр. Илларион Илларионович с Гр[афинями] Ириной Илларионовной и Ириной Васильевной подъехали вчера к 4 часам к Тальянской сторожке. По жребию выпало в 21 кв[артал]. идти Гр. Ил. Ил. с Гр. Ир. Вас., а Гр. Дм. С. с Гр. Ир. Ил. — в 27 кв. С ними пошел и я. Вечер был хотя и ясный, но слишком теплый — до духоты. Побродив до темноты, мы слышали только раз, как рявкнул лось где-то в глуби Селезневского выпаса, да ближе к Раменскому полю — концерты волчьего выводка. Как я ни рассказывал Гр. Ил. Ил. и его егерю Петру, что им нужно войти в болото, — они остались на берегу и, конечно, ничего не слыхали.

На сегодняшнюю утреннюю зорьку было решено, что Гр. Ил. Ил. отправится в 16 и 26 кв. Завалишинской дачи, а мы с Дм. С. в 21 кв., где, по словам Петра, ничего не было. Немного запоздали и стали спускаться в болото, когда уже сильно повиднело. И как на грех, немного не доходя до того места, откуда я слушал 27-го (сохатого), сопровождающий нас егерь Степан сильно раскашлялся. Остановились, переглянулись, покачали головами. Выждали немного. „А ну-ка позови!“ — шепнул я Степану. Тот позвал, но как-то неудачно. Лось, впрочем, сразу же оторвался, но, рявкнув раза три, ухнул страшно сердито и затрещал по камышам прочь. Подвинулись и мы за ним, но он, изредка сердито поджидая, так и попер вглубь болота. Сообразил!»

10 сентября. «...Тотчас после 6 вечера я спустился в болото в 21 кв. Нахожено было много, были и закрутки, и зачесы. Ровно в 6½ неожиданно ухнула корова. Сейчас же заухал и бык и сильно затрещал по камышам. По-видимому, он увивался около коровы, т.к. ревел то тут, то там, фыркал, тряс и ломал кусты. Неистовствуя, он стал приближаться ко мне. Чтобы не тревожить его, приходилось ретироваться. И уходя потихоньку назад, я уловил себя на малодушной мысли: а ну как, леший, бросится! В самом деле, такого беснования я еще не слыхивал. А и пришибить же его легко сегодня было — стоило только потихоньку подкрасться шагов на 20–30 вперед. И помчался же я с Дм. Серг.!»

12 ноября. «Сегодня были в Ялтуновском бору. Волки, как на грех, вышли на Зацнинские поля, но зато лоси были обложены в нескольких местах.

Сначала взяли 21 кв., где обложили 5 шт. На быка, стало быть, можно было рассчитывать наверняка. Но... не сразу вышедшие лоси оказались, черт их побери, коровами! Оказалось потом, что их было не 5, а 7. Два прорвались через Лепинскую падь и, м.б., это и были быки».

На охоты, которые устраивал Я.В. Байков, приезжало много знатного люда, причем некоторых из них он знал, как сам говорит, с юных лет. Граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков, наместник Кавказа, и его сын Илларион Илларионович, граф Дмитрий Сергеевич Шереметев — основные «действу­ющие лица» записок Байкова. Примечательно, что последние приезжали на охоту с женами — графинями Ириной Илларионовной и Ириной Васильевной.

27 сентября. «...Сейчас же подъехали охотники, а за ними, немного погодя, подкатил и сам наместник. За эти 4 года, что мы не встречались, он заметно постарел, стал седой и волосы на темени значительно поредели. Но все-таки для своих 70 с лишним лет он был еще удивительно бодр и от загона к загону ходил, не отставая от молодежи.

Охоту в 29 кв. я назначил потому, что к нему в двух местах примыкали бахчи, и бахчевники жаловались мне, что зайцы поедают у них арбузы. Да и зимой зайца здесь порядочно было. Но время для охоты загонами было довольно-таки раннее, и я крепко побаивался, как бы не осрамиться. Это чувство сильно усугубилось, когда стали брать 1-ю четверть квартала. Загон дошел уже больше чем до половины, а на линии — ни звука. Я приходил просто в отчаяние, когда, наконец, кто-то выстрелил. Затем еще и еще.

Справа от меня слабо и сухо щелкнул бездымный выстрел наместника, а затем началась такая оживленная трескотня, что, как говорится, хоть „под Плевной“.

Погнали 2-ю четверть, причем мы только обернулись на местах. И тут пальба такая же оживленная вышла. Первого беляка я прихлопнул, а по второму, быстро прошмыгнувшему по высокой траве, спуделял дуплетом.

В 3-й четверти я лихо спуделял дуплетом по прошмыгнувшему шагах в 15 русаку, а в 4-й, как и во 2-й, первого беляка зашиб, а по второму два раза стрелял.

Пальба в этих четвертях была веселая. Очень картинно сшиб в последнем загоне Гр. Дм. Серг. тетерева.

Погода была чудная: тихая, теплая, ясная. Все были довольны. Убито было, кроме тетерева, 25 зайцев, в том числе 2 русака...».

Каждая запись в «Дневнике» по-своему уникальна, и его хочется цитировать и цитировать, даже ради одного удачно найденного слова.

10 октября. «Охотились в Ендове и за Вышей. Тут убили всего 43 шт., но зато в их числе 2 лисы, 10 тетеревов и 12 рябчиков.

Картинен вышел первый загон, когда брали ольховое болото. Тетеревов мы увидели в конце его... Они перелетали к Ендове. Но едва мы встали на места, как дожидавшийся около Ендовы Куверин пугнул тетеревов обратно. Те нарвались на Гр. Дм. Серг. И он вышиб пару великолепным дуплетом. Графини Ирина Илларионовна и Ирина Васильевна сшибли по одному. Красиво было смотреть, как они свертывались в воздухе, ярко освещенные солнцем!»

А вот эти записи осенней охоты уже относятся к 1909 году.

14 сентября. «Весна и лето были холодными и дождливыми. С первых же чисел августа установилась сухая и до 6 сентября страшно знойная погода. Три недели кряду в полдень было +35˚ да +35˚!..

[mkref=3657]

Первого лося услыхали 25 августа, а с 1 сентября они разревелись как следует. Самый лучший рев был 7 и 8, а затем сразу оборвался. 8-го утром и вечером ревели отлично, 9-го утром тоже хорошо, а на вечерней зоре, когда приехал Гр. Дм. Серг. — ни гу-гу!

12 вечером видно было северное сияние. Полетели гуси».

И вот мы уже в 1910 году.

7 октября. «Сегодня ночью неожиданно получил приглашение на охоту в Казенном лесу. Местом сбора был назначен хутор Салакса, куда я и выехал в 4½ часа... Но как тут все изменилось за последние 7 лет! Вместо непроходимых болот и тальниковых дебрей — приюте целых стад лосей — теперь обширные искусственные луга и пашни, а на одном из песчаных островов, среди этих прежних болот — бывшем лосином току — вырос целый хутор... С одной стороны как будто и отрадно: культура... с другой же бесконечно жаль всей этой исчезнувшей благодати! Ну как тут такому зверю, как лось, сохраниться!..

Только что стали расстанавливаться в 11 загоне, ко мне подходит граф А.И. (Воронцов-Дашков. — В.Л.), стоявший крайним от луга, и сказал, что фланговый загонщик только что видел на лугу волка, вернувшегося в круг.

— А-а! Ну, стало быть, мы бьем с вами волков! — словно осененный предчувствием, говорю я ему и кладу в левый ствол патрон с 25 засыпанными картофельной мукой, картечинами...

Погнали. Некоторое время ничего нет. Но вот посреди линии два выстрела. Немного погодя смотрю, графиня И.И. засуетилась, поставила одно ружье, схватила другое и торопливо начала перезаряжать его. Минуту спустя она прицелилась в чащу, повела несколько ружьем, но опустила и стала делать мне энергичные знаки. Но я давно уже догадался, что от выстрелов волки повернули в нашу сторону, и был начеку.

Прошло несколько томительных секунд, и вдруг, немного правее меня, обрисовалась передняя часть приостановившегося шагах в 40 в просвете чащи волка. Бью его по лопаткам и за дымом ничего не вижу... Но что же с волком, неужели ушел?

Только что хотел пойти туда, как подошедший к этому месту загонщик заорал во все горло: „А я волка нашел!“ Ага! Ну, стало быть, наповал. Иду к Гр. А.И. (Воронцов-Дашков. — В.Л.), а к нему уже вытащили убитого им волка. Издали поздравляю. В это время вытаскивают моего. „А это что?“ — спрашивает Гр. А.И. „А это мой“, — отвечаю. — Расшаркались».

А где же собаки? — может спросить иной вдумчивый читатель. — Ведь без них не обходилась ни одна «графская» охота. Вот они. Автор отвел под описание охоты с гончими более двадцати страниц (естественно, мы не можем позволить себе такой роскоши).

1 ноября 1911 г. «Часов в 11 приехал М.Я Герасев со смычком арлекинов, и после обеда мы направились с ним в Камачи. Камачи — это своего рода Финляндия в Завышенской даче. В былые времена тут гуляла Выша и в течение многих, вероятно, веков, отступая на запад, изрезала всю эту местность массой самой прихотливой формы притонов. Протоки эти с течением времени превратились в замкнутые озерца и овраги. Словом, вся местность — яма на яме, ямой погоняет.

Облавой эту местность до полного замерзания озерков никак не возьмешь, да и тогда, впрочем, прогнать ее больше чем мудрено. Но с гончими тут хорошо.

Перешли мы в 41 кв. Подхожу я к тому месту, где 27 октября подобрал беляка, и вдруг вижу, что дальше в овраге, в страшной чаще что-то белеет. Полез чащей вдоль оврага и, поравнявшись приблизительно с тем местом, где белелось, заглянул в него. Да, беляк, хотя его и еле видно. Пришлепнул. А потом как они начали выскакивать один за другим!

Пальба началась вовсю. Арлекины работали очень недурно. Одно время они повернули к реке. Вышел я на берег и думал, что опоздал, т.к. они в шагах 150 от меня в чистом месте. Потом повернули ко мне. Но вдруг из-за песчаного бугорка вынырнул беляк и почему-то сразу, заметив меня, шарахнулся в сторону. Пудель.

И тут вынырнул еще один из-под гончих. Но гон не умолкает. Повернули ко мне...

...Только я поднял руку поправить очки, как против меня замелькал по чаще белячина, уходивший назад, т.е. почти навстречу гону. Схожу с места, чтобы попытаться перенять его на просеке, оборачиваюсь, а мимо прошмыгнул гонный! Первый же был, очевидно, шумовик. Гончие увязались за ним... Охотились всего не более 3 часов. Погода — один восторг: пасмурная, тихая, почти теплая».

Продолжение следует.