Радость вальдшнепиной тяги

Страстный охотник, тонкий лирический писатель и поэт Н. П. Смирнов, вспоминая вальдшнепиную тягу, так отзывался о ней: «Я всегда настолько любил тягу, что отказывался для нее не только от охоты с подсадной уткой, но и от великолепного глухариного тока». Такое трепетное и любовное отношение к этой охоте заслуживает самого глубокого уважения и восхищения!

Воспоминания о тягах, как и все то, что связано в жизни с чем-то сокровенным, светлым и дорогим нашему сердцу, драгоценным грузом бережно спрятано на самое дно человеческой души. Понятие «интимность» как нельзя лучше подходит к этой охоте. Вот почему истинные поклонники охоты на вальдшнепиной тяге всеми правдами и неправдами стараются вырваться из повседневной суеты в весенний лес хотя бы на один-два вечера.

Как сейчас, вижу... На углу поля, примыка-ющего к чернолесью, стоят три охотника – Минюков Николай, Фоминых Александр, я и мой курцхаар Ромул. До начала тяги еще около часа, но невзирая на это, все же решаем разойтись по местам. Причем каждый из нас идет на свое проверенное временем место.

Николай с Александром направляются в сторону начавшей уже зарастать лесной дороги, а я, взяв Ромула на поводок, ухожу вглубь леса на давно облюбованную поляну. Многократно приходилось мне любоваться на ней «натюрмортами» с добытыми красавцами вальдшнепами. Смысл выражения «никогда не возвращайся туда, где был счастлив», на эту поляну не распространялся!

По лесной тропе, не торопясь, двигаемся с курцхааром к знакомому месту. Высокое голубое небо, дурманящий лесной воздух, звонкое птичье многоголосье, близость предстоящей охоты и еще многое из того, что содержит в себе понятие «вечер в весеннем лесу», создают нужный настрой на предстоящую охоту, заряжают меня бодростью и оптимизмом.

Вскоре мы вышли на знакомую поляну, которая должна была приютить нас с Ромулом на предстоящий вечер. Осмотревшись по сторонам, решаю остановиться возле елочки-подро-стка, зеленым пятном контрастирующей на фоне окружавшего ее чернолесья. Ставлю рядом с ней раскладной стульчик, прислоняю к нему ружье, снимаю с себя и кладу возле зеленой красавицы ягдташ, по моему глубокому убеждению – обязательный аксессуар охоты на вальдшнепиной тяге.

Вот я и добрался на свое заветное место! Ровно год прошел с того времени, когда я стоял здесь с ружьем. От одной этой мысли сильнее застучало сердце. Обождав, когда страсти улягутся и я обрету душевное равновесие, беру в руки ружье. Вскинув его несколько раз в небо на воображаемого лесного отшельника, «тянувшего» мимо меня, я открываю стволы и вкладываю в них патроны с вальдшнепиной дробью – «семеркой».

Сажусь на стульчик, кладу ружье на колени и, испытывая неподдельную радость, овладевшую всем телом, погружаюсь в томительное ожидание. Рядом со мной в таком же ожидании прилег Ромул, мой неизменный спутник во всех блужданиях по полям, лесам, болотам. Послушать начавший пробуждение от зимней спячки лес, насладиться нежными красками приближающегося вечера – это такие же слагаемые вальдшнепиной тяги, как и «вечерний подслух» в глухариной охоте на току. Без этого действа тяга будет неполноценной.

Солнце нижним краем коснулось верхушек леса. В вышине над поляной, изобилующей небольшими лужицами талой воды, начал свой токовой полет-блеяние быстрокрылый бекас. Поднимаю голову вверх, пристально всматриваюсь в небесную голубизну, но никак не могу обнаружить воздушного барашка.

Кручу головой, напрягая зрение, и наконец-то замечаю пикирующую вниз и снова набирающую высоту птицу. С сердитым жужжанием мимо нас пронесся шмель, заставивший Ромула проводить его настороженным взглядом. Доносящееся из поднебесья многочисленное «сви-сви-сви» заставляет снова поднять голову вверх и полюбоваться большой стаей свиязей, шумно пролетающих в вышине.

Но вот солнце начало прятаться за горизонт, окрасив на прощание верхушки деревьев остатками красного и фиолетового цвета. Запахло сырой, волглой землей. Над поляной начал стелиться легкий туман. Чувствуя близкое приближение темноты, птицы наперебой спешили допеть свои арии. Особенно в этом усердствовали дрозды, их трескотня доносилась со всех концов леса. Совсем скоро должно было начаться то представление, ради которого мы пришли в лес.

Без преувеличения можно сказать, что в охоте на тяге слух имеет первостепенное значение. А связано это с тем, что вначале мы слышим тянущего вальдшнепа, а уже затем видим его. Вот почему мы с Ромулом так внимательно, «в четыре уха», пытались выделить из многоголосой лесной какофонии вальдшнепиное соло.

Почудилось, вроде бы где-то слева лесной кулик обозначил голосом свое присутствие. Смотрю на Ромула, который тоже приподнял голову и застыл в настороженной позе, глядя в сторону леса. Напрягаю слух, и вот уже без малейшего сомнения различаю зарождающееся пока еще далекое, но такое родное колено «вальдшнепиной серенады», именуемое в кругу охотников цвиканьем.

А вскоре уже «… отчетисто и внятно стрелку знакомый хрип раздался троекратно». Вальдшнеп тянул в мою сторону. Встаю, беру ружье наизготовку, а между тем звуки хорканья крепнут, еще немного и… сквозь верхушки белоствольных берез замечаю мелькающего длинноносого красавца, намеривавшегося пересечь поляну впереди меня.

Рука инстинктивно крепче сжала шейку приклада, и какой-то непередаваемый прилив охотничьей страсти охватил меня в этот момент! Через несколько секунд над поляной показался быстро тянущий вальдшнеп. Вскинув ружье, я, как говорили в старину, «взял переда» и, не останавливая движения стволами, мягко нажал на спуск. Гулко ухнул выстрел в вечернем лесу.

Вальдшнеп, сложив крылья в воздухе, по дуге упал в кусты лозы. От победоносного выстрела легкий озноб пробежал по спине. В сыром воздухе запахло сгоревшим порохом. «Подай!» – командую Ромулу каким-то хриплым, ставшим чужим голосом. Истосковавшийся за зиму по охоте курцхаар срывается с места и уносится к месту падения птицы. Проходят считанные секунды, и из кустов с птицей в пасти появляется Ромул.

С достоинством и гордостью за качественно выполненную обязанность он направляется ко мне. Подбежав, садится и отдает трофей в руки. Эмоции настолько переполняют мою душу, что я не выдерживаю, обнимаю за шею своего собрата по страсти и целую его куда-то в лоб. Моя сентиментальность приводит курцхаара в некоторое замешательство, граничащее со смущением, но быстро оправившись от этого чувства, он все-таки умудряется в ответ лизнуть меня в нос.

Как приятно держать в руке первый, а поэтому особо желанный трофей нового сезона, глядя в искрящиеся глаза счастливого четвероногого друга! Да и грех не полюбоваться сказочным оперением этой очаровательной птицы! Ромул занимает свое прежнее место на примятой прошлогодней траве, а я, приторочив вальд-шнепа к ягдташу, перезаряжаю ружье и погружаюсь в приятное ожидание налета следующей птицы.

Гулко ухнувший за спиной ружейный удар друзей от неожиданности заставляет вздрогнуть. В стороне послышалось мерное вальдшнепиное хорканье, и, провожаемый нашими с Ромулом взглядами, лесной кулик протянул вне выстрела над противоположным краем поляны. Слева от нас, скрываемый березами, в сторону друзей направил свой полет еще один невидимый нами вальдшнеп. Вскоре от них донесся быстрый дуплет.

Медленно сгущались сумерки. Нарастающее хорканье вывело меня из раздумий. Держа ружье наготове, устремляю взор в ту сторону, откуда ожидалось появление птицы. Из-за верхушек деревьев, подобно порхающей бабочке, появился вальдшнеп и, оглашая округу своим томным гортанным «хорк-хорк-хорк», направился в мою сторону. Напускаю птицу на выстрел, вскидываю ружье и красиво, «в штык», сбиваю ее. Несмотря на то что она упала рядом со мной, все равно посылаю легавую подать битую птицу; не могу лишить ее радости апортировать на охоте.

Затем в тяге наступил перерыв, вальдшнепы перестали летать. Это обстоятельство несколько расслабило меня, и я был вынужден вздрогнуть, когда в стороне вдруг опять послышалось приближающееся волнительное хорканье.

На темнеющем небе вырисовался силуэт тянущей птицы. Вскидываю ружье, обгоняю стволами лесного отшельника и плавно спускаю курок. Эхо выстрела, расколовшись на многочисленные отголоски, удаляясь, покатилось по лесу. Вальдшнеп, затормозив в воздухе крыльями, кувыркаясь, ринулся на землю.

Подобно свечному огарку, вечерняя заря таяла на глазах. Самые любопытные первые звезды уже стали появляться на небе. На землю опускалась ночь. Где-то в глубине леса заухал филин. Несмотря на то что охота закончилась, из леса не хочется уходить. Какая-то сладкая нега овладевает моим телом, а душа наполняется нежностью и умиротворением. И от этого хочется слиться с этим чудным весенним вечером и раствориться в нем…