Что за чудище?

Примерно с таких слов состоялось мое знакомство с одним начинающим любителем охоты. Наша встреча произошла через несколько дней после начала осенней охоты, на берегу озера у с.Максимовка в Калужской области.

Стоял теплый солнечный вечер. До вечерней зорьки оставалось еще около двух часов. Караси что-то в этот день не клевали, хотя предлагал им все наличествующие у меня насадки.  Вдали, на середине озера, плавала одинокая поганка.

Утки, которых вспугнул, подойдя к озеру, улетели и не спешили вернуться на ближайшее зеркало среди камыша и рогоза.  Расположившись на мягкой траве под кустом ивняка, лежал и смотрел в синее  бездонное небо.  Было тихо, лето кончилось, многие дачники разъехались. Вспоминались прошлые охоты, будоражила неизвестность зорьки. Ведь раньше здесь охотиться не приходилось.

Вдруг на бетонке раздался визг тормозов, затем на грунтовку вдоль озера, ворвался «Мерседес» и помчался в мою сторону. Пришлось подняться, чтобы обнаружить себя. Как показали дальнейшие события, это  сделал не зря.

«Мерс», а вернее, тот, кто сидел за его рулем, меня узрел. Резко сменил свой полет и через минуту приткнулся ближе к  береговой черте озера шагах в двухстах от меня. Немного погодя из салона авто вышел детина под два метра ростом. Достал навороченный, как оказалась при ближайшем рассмотрении, автомат, забил в него пяток патронов и направился вдоль берега.

Поначалу он всадил весь магазин в вылетевшего, на свою беду, бекаса. Он был «чисто бит» с пятого выстрела. Затем, подняв свой трофей, пошел в мою сторону. Ветром его не качало, но от запаха спиртного можно было захмелеть. Витек, как он представился, сначала расспросил о моих успехах. Услышав, что я еще не стрелял, стал хвалиться «сбитым чисто вальдшнепом».

Как ни пытался его убедить, он так и не признал в добытом им «вальдшнепе» бекаса.  Ну да ладно, спорить и убеждать его не стал. На озере мы были одни, а что у Витька на уме, было неизвестно. Поинтересовавшись у меня  тем, где буду стоять вечерку, он продолжил исследовать водоем.

Второму бекасу повезло больше, дробь пяти патронов его не достала. Затем Витек приблизился к проходившему со стороны дач заросшему каналу. Внезапно из него поднялась какая-то грузная птица. До места действия было шагов пятьсот. С этого расстояния было трудно определить поднявшуюся из крепи птицу, похожую на цаплю.

Жизнь ее покинула на третьем выстреле. Через полчаса вспотевший и раскрасневшийся Витек вновь подошел ко мне. На этот раз он принес показать сбитое «нечто», как он сказал. Мне это «нечто» было знакомо с детства. Это была молодая выпь. Насколько смог, объяснил это молодому пленнику Дианы.

Через некоторое время Витек пошел к машине, а я встал в камыш поближе к блюдцу чистой воды. Вечерка в этот раз не задалась. Попытки оставшихся от двух летних выводков кряковых уток дважды прорваться в наш угол озера, «надежно» и почти в стратосфере отбивал автомат Витька. Мне так и не пришлось выстрелить, даже болотные курочки куда-то от греха долой подевались.

Потом, через лес, шел к станции «Ерденево» и ждал электричку. Теплый сентябрьский вечер, не испорченное «метким» Витьком настроение. Ожидание последней электрички, часовая дорога в пустом вагоне настраивали на воспоминания. Коим с удовольствием предался в качающемся вагоне.

Вспомнилось, что выпь встречал не только на малой родине, в Астраханской области, а на Львовщине и в бескрайних саратовских степях. Встречал их и в Калужской области. Правда, с юности на них не охотился. Их было много лишь в низовьях Волги, в Волго-Ахтубинской пойме и ильменных районах Астраханской области. Их мало встречал в местах, где пришлось охотиться в зрелые годы, да к тому же  они там были запрещены к добыче.

Впервые большую выпь увидел в пятьдесят девятом году прошлого века. Мне было шесть лет. В те годы лодок с моторами было мало, и отец с дядей ходили в Раскаты на куласе. Туда по течению, на веслах и под парусом. Обратно, если повезет, то пришвартуются к многочисленным в те годы «Рыбницам» – небольшим рыболовецким сейнерам. Если не повезет, то на веслах, используя свою мускульную силу.

В тот раз моим дорогим охотникам повезло, через пять часов они пришли к нашему поселку. Было еще светло. Мы, дети, помогали относить с берега домой нехитрый охотничий скарб. Дичи было на каждого нашего охотника около двадцати. В основном,  какие-то утки, кашкалдаки и гагарки. Но вот одна, как показалась, очень огромная птица, была мне совсем не знакома. Она была с мощной шеей, толстым зеленым клювом. Ну очень страшная.

Уже дома отец рассказал, что это старая-престарая, а поэтому такая большая выпь. Чапур (сизых и рыжих), квакв, видеть приходилось. Их отец практически каждый раз приносил с охоты. Выпь же отец в ту охоту добыл впервые. Впервые на моей детской памяти.

Он не раз вспоминал ту охоту. Остановились они у одного из многочисленных, в то время густо заросших камышом островов. От соседей по охоте знали, что на острове есть кабаны. Ночами из камышовых дербей доносилось их сопенье, визги. Кабан низовий Волги, конечно же, отличается от своего сухопутного сородича. Он хорошо плавает, а его «броня» позволяет проламываться через самые непролазные камышовые джунгли. Встреча с таким кабанчиком в камышах не всегда грозит именно кабанчику. Поэтому далеко не каждый охотник-астраханец может похвастаться своим участием в такой охоте.

На вторые сутки охоты, после возвращения с утренней зорьки, отец и дядя Коля чаевничали. Тихонько разговаривали, строили планы на вечернюю охоту. Как отец рассказывал, было тихо и лишь из дали доносились крики с птичьего базара на чистине. Природа, казалась, готовилась к наступлении зимы. Проносились стаи северной утки, где-то гоготали гуси…

Умиротворенные, отец и дядя поначалу не обратили внимания на то, что шагах в тридцати от лодки, в уколке, кто-то с шумом пытается продраться  через толстенные камыши в их сторону. Соседей уже не было, они ушли в другое место еще вечером.

Меж тем шум в камышах то возобновлялся, то затихал. Казалось, что кто-то застрял в крепи и никак не может из нее выбраться. Наконец-то до наших охотников дошло, что это может быть как – раз кабанчик. Ни пуль, ни крупной картечи не было. Ведь на пролетного гуся достаточно нулевки.

Дядя Коля и отец зарядили свои ружья мелкой картечью, встали. Шум в камышах затих. Стояли минут пять. Прислушивались. Тихо. Первым не выдержал дядя Коля, он тихо спустился в воду и, показав знаком, откуда может выскочить кабанчик, пошел обходить уколок. Шел он так тихо, что за десять шагов от лодки уже ничего не было слышно. Отец в готовности стоял на корме куласа, вглядываясь в уколок, откуда еще не давно доносились треск камыша.

Вдруг раздался выстрел. Это было так внезапно, что отец, как он рассказывал, чуть не свалился в воду. За выстрелом через мгновение раздался смех дяди Коли: «Ну и кабанчик». А еще через какое-то время из-за уколка он вышел сам, волоча за собою за длинную бурую шею какую-то птицу. Эта оказалась большая выпь. Это она нарушила отдых уставших охотников.

С этого времени, как вспоминается, услышав ночью из-под  небесья резкое, а иногда приглушенное «кау», знал, что это кричит она… Выпь.