Моими первыми игрушками были отстрелянные гильзы и выбитые капсюля, любимым занятием — снаряжение патронов, не особо любимым — чистка ружья. На охоту первый раз попал лет в пять и, что удивительно, помню тот случай. Самостоятельно охотиться начал в 12 лет. Нам с братом на двоих отец давал ружье “Зимсон” 16-го калибра, и мы, отойдя не далеко от него, охотились в основном на уток. В 70-е годы дичи и охотников, в правильном понимании, было больше, а “стрелков” практически не было. Открытие осенней охоты — был праздник для меня более значимый, чем Новый год. Заранее договаривались, на какое болото поедем. С утра отправляли так называемую группу разведки, чтобы занять место, потом подтягивались остальные.
[mkref=2721]
В середине августа наша команда добиралась через поля, в эту пору шла уборка урожая, и мы время от времени останавливались и выходили из машин, чтобы размяться. Моя память хранит запахи той поры: солярки работающего комбайна, пыли и сжатого хлеба. Потом они пересекутся с другими ароматами: предрассветным выхлопом “БМПешки”, афганской пыли и цветущих апельсинов. Один запах накладывается на другой, который уже не суждено вновь почувствовать, он остался только в памяти, а вместе они навевают тоску: уже не вернешь назад время, не переживешь те моменты вновь.
Как правило, на охоту мы выезжали охотничьим коллективом. Главными в нашей команде были фронтовики, как мы их звали — дед Ваня и дед Гаврюша, прошедшие мясорубку войны, и кому посчастливилось остаться в живых. Дед Гаврюша, полный кавалер орденов Славы, служил в разведке. Он был маленького роста, всегда уравновешенный, никогда не повышал голос, разговаривал тихо и не любил рассказывать про войну. Помню его слова после утренней зорьки. Он, увидев, на какой дистанции я стреляю, сказал: “Мишка, ну разве можно стрелять так далеко. Увидел утиные лапки, тогда и бей”. А дед Ваня, всю войну проведший за баранкой в артиллерийском дивизионе, добавлял: “Мне отец давал два патрона, если не принесу добычу, больше не давал, вот и охоться, с чем можешь, а порох в те времена, не говоря уж про капсюля, достать было очень тяжело; ты же с двух стволов бабахнул, не попал, по цене это буханка хлеба, зазря выкинул, не хорошо хлебом кидаться. А попал бы куда надо, утка упала, нашел бы ты ее на таком расстоянии? Нет. Зачем зазря губить, у нее же потомство будет. В следующем году на кого охотиться будешь?”
[mkref=2722]
Не назойливо, без нравоучений, с примерами из своего опыта они многое передали мне. В дальнейшем это пригодилось в те нелегкие годы службы в “братской” стране. Осенью 1986 года, точнее 13 ноября, после полугода “учебки” я попал в отдельный десантно-штурмовой батальон 66-й мотострелковой бригады, дислоцировавшейся вблизи города Джелалабада в провинции Нанганхар. Бригада располагалась в пойме реки Кабул. Река была бурная, а вода в ней была очень холодная. Между рекой и бригадой по фронту была “зеленка”, так у нас называлась камыши, заросли тростника, верблюжьей колючки и лаванды. Растительность в конце апреля выгорала до соломенно-желтого цвета, но сильный запах лаванды висел в воздухе. С левого фланга бригады была отсыпана дамба, по ней проходила дорога, через реку расстилался уезд Кама, ранее сильно досаждавший нам постоянными обстрелами, но после нескольких операций и артеллирийских обстрелов “духи” решили не будить лихо и жили, можно сказать, тихо. С правого фланга располагались тропинки, ведущие к кишлакам афганцев, за периметром части росли цитрусовые сады, рощи эвкалиптового леса и здесь же располагались древние арыки. За этим благоухающим местом начинался хребет, который поначалу закрывал весь правый фланг, а потом, сужаясь, уходил в сторону реки Кабул. На хребте были разбросаны сторожевые посты бригады и 154-го батальона спецназа. Так что жили мы в относительном спокойствии. В предгорье находился бригадный полигон и стрельбище. Службу я начал пулеметчиком в 1-м взводе ДШР, пехота. Бригаде приходилось вести регулярные боевые действия, и потому подготовка была на первом месте. Как говорится в суворовском наказе, “тяжело в учении…”, но, как потом оказалось, и в бою не легче. Нас, молодых, гоняли на полигон и стрельбище постоянно. На полигоне часто попадались иглы дикобраза. В беседах с сослуживцами узнал, что сразу за полигоном много нор, где они и обитают. Вот тогда мелькнула мысль, война войной, а по-охотиться на дикобраза это же очень заманчиво.
[mkref=2723]
Через полгода, уже став заместителем командира взвода, я получил относительную свободу, а доступ к оружию в Афганистане был постоянный, решил осуществить свою мечту. Но для этого необходимо было решить несколько проблем. Во-первых, минные поля, во-вторых, дикобраз ведет ночной образ жизни, а ночью с постов, которые охраняют бригаду, принято стрелять без предупреждения на любое движение. И все же я не стал откладывать охоту. Мой взвод был самым боевым в роте, необходимо было поддерживать боеготовность постоянными тренировками на полигоне. Прибыв на полигон, я поручил командование взводом сержанту, взял с собой бойца, чтобы тотчас обследовать место будущей охоты. Тропы дикобразов начинались сразу на краю полигона, и, пройдя по ним, не составляло труда найти норы, а так как все было истоптано этими зверьками, мин точно не было, это значило, что первая проблема отпала сама собой. Вторая проблема оказалась также решаема. Ближайший пост с революционным названием “Куба” находился с правой стороны, в полукилометре от места предполагаемой охоты. Далеко, и, кроме того, его прикрывал холм так, что в зону обстрела я не попадал. Осталось за малым, выбрать время, подобрать оружие. Вскоре такой случай представился, рота заступила в караул. Я был заместителем начальника второго караула. Охраняли склад боеприпасов, находившийся недалеко от полигона. В 17 часов я взял автомат АК 74, три магазина, НСПУ-2 (ночной прицел), предупредил начальника караула, что иду проверять посты с бойцом взвода, вышел на охоту. По моим расчетам охота не должна была занять более трех часов, но я все же сказал, что, возможно, задержусь, хочу понаблюдать, как часовые несут службу со стороны, не обнаруживая себя.
Дорога к месту охоты заняла не более 20 минут. Пришли засветло, ветра не было, температура воздуха была выше +40 ˚C. Андрея, так звали бойца, я оставил на полигоне в метрах 100 от норы. Сам расположился сзади выхода из норы и чуть выше, в двадцати метрах. Ожидание было недолгим. Дикобраз высунул голову из норы, несколько секунд постоял и потом неторопливо потрусил по тропе. Тропа уходила вниз и влево, и, честно скажу, было жалко стрелять зверя, такой он был потешный: округлая морда и его движение сопровождалось шорохом от иголок, но охотничья страсть и мысль, удастся ли еще в жизни добыть такое животное, заставили сделать выстрел. Ночник я не присоединял, было еще не темно, дистанция близкой, выстрел получился легким. Добыт был самец весом около 6 килограммов, внешне он напоминал бобра, только в колючках и без хвоста-лопаты. Начальнику караула по прибытии объяснил, что во время возвращения с постов встретился дикобраз и грех было упускать такую добычу. В нашем подразделении были солдаты-узбеки, и, после того, как я снял с него шкуру, они приготовили из него плов. И я, как сейчас, помню, хотя мясо было своеобразным на вкус, но и оно отдавало запахом лаванды. Несколько иголок этого диковинного зверя я храню до сих пор.
Комментарии (0)