В глубь Сомали

Караван верблюдов был разделен на 4 группы: первая — перевозящая воду, вторая — запасы продовольствия для команды сопровождения; третья — наши собственные запасы; четвертая — палатки и наш личный багаж. Каждая группа шла отдельной колонной, и каждый верблюд в ней был пристегнут к хвосту идущего впереди животного. На двух верблюдов приходилось по одному погонщику. Кроме копья и щита у каждого из них были винтовка, патронташ с патронами, а также собственная амуниция. Вся группа составляла конвой с постоянным сопровождающим.

Как постановил британский губернатор, винтовки «Снайдер» у всех должны быть всегда заряженными, чтобы при нападении разбойников каждый из конвоя готов был мгновенно действовать. Но по моему личному мнению, приказ британских властей — это всего лишь мера чиновничьей предосторожности, по своей сути очень опасная для членов экспедиции, если учитывать неаккуратное обращение сомалийцев с оружием.

Наряду с погонщиками верблюдов в состав каравана входили шикари (охотники из числа туземецев) — по двое на каждого члена группы. Их обязанностью было выслеживать зверя, сопровождать своего господина во время охоты, носить запасную винтовку и патроны, снимать шкуры, обрабатывать рога, и тому подобное. В караване также были слуги, или «мальчики», а также конюхи для каждой лошади. У нас было четыре пони — тощие и не очень сильные экземпляры сомалийской породы с очевидной примесью арабской крови, обладающие, тем не менее, покладистым характером и замечательной выносливостью. Эти их качества неоднократно подтверждались во время долгих переходов безводных участков в жуткую жару.

Важным членом нашей охотничьей экспедиции был шеф-повар Дирри — сомалиец по рождению, говорящий довольно хорошо по-английски. Он был действительно превосходным поваром, очень популярным в охотничьих экспедициях, с которыми путешествовал. А язык он выучил, когда работал на борту европейского парохода. Также среди нас присутствовала представительница прекрасного пола — сомалийская женщина, но, увы, очень далекая от идеала красоты. Ее обязанностью была забота о стаде овец, служившем нам «живым» источником пищи. И наконец, я должен упомянуть Ахмеда Джама, второго «вождя», или младшего гида.

Все погонщики, слуги, повара подчинялись Алихару, который отдавал приказы людям, определял нормы еды и питья, продолжительность переходов и места остановок, а также продумывал каждую деталь перехода или ночевки — одним словом, руководил. Свои обязанности он исполнял хорошо, так как все делал, в точности исходя из основных инструкций, которые предварительно получал от нас.

В общей сложности в караване было 50 человек. За исключением араба по имени Селим, все слуги были сомалийцами по рождению, из разных племен внутренней части страны, все были хорошо натренированы для охотничьих экспедиций. Специально собранные Алихаром, они были умны, старательны, с хорошим чувством юмора. Некоторые могли разговаривать на ломаном английском, но большинство говорило только на родном языке и чуточку по-арабски.

Моего первого туземца-шикари, наиболее важного участника в подобной экспедиции, звали Осман. Необыкновенно уродливый персонаж, ужасно тощий, с руками и ногами ребенка и ужимками обезьяны, он был мало знаком с европейцами. Его голову украшала гигантская шапка нечесаных волос, которая придавала ему вид огромной летучей мыши. Несмотря на отталкивающую внешность, он был прекрасным следопытом с поразительным зрением, однако непонимание европейцев делало его легко возбудимым. Он впервые в жизни выступал в роли шикари и, несмотря на отсутствие навыков, обладал сильно развитым охотничьими инстинктом — величайшим даром для человека, умеющего следовать за животными в буше.

Второго (или младшего) шикари звали Элми Хусейн. Эти двое и еще мальчик Мохаммед обычно сопровождали меня во время охоты.

Но вернемся к переходу. К тому времени как встало солнце, мы были уже далеко за Берберой. Вокруг нас шел буш, состоящий частично из редко растущих низких колючих кустов на усыпанной песком и гравием поверхности, и карликовых деревьев — таких, как акация и миндаль. Весь ландшафт был странным по внешнему виду, небогатым и неразнообразным по цвету (как, например, в Индии или на прекрасном Цейлоне). Все было сухо, выжжено и покрыто толстым слоем пыли, как будто испытывало жажду, что весьма характерно для природы Сомали.

Мы перешли не через одно высохшее русло рек с песчаным дном, и только после этого нам стали попадаться крупные деревья. Первую дичь мы встретили после двухчасового перехода от порта Бербера. Это были низинные газели (Gazella pelrelni) — вид красивой изящ­ной антилопы, обитающей (помимо других видов газелей, также встречающихся в Сомали) на всем восточном побережье Африки. Каждый из моих компаньонов добыл по одной газели. Кроме того что они стали нашими первыми трофеями, их добыча обеспечила экспедицию свежим мясом.

3 ЯНВАРЯ. УСПЕШНАЯ ОХОТА

Мои люди соорудили скрадок-зарибу из колючего кустарника на самом краю сомалийской деревни. Он был поставлен перед общим забором и покрыт сверху соломенными матами. В нем я должен был провести всю ночь. Я занял свою позицию до наступления темноты и терпеливо сносил клубы пыли, поднимавшейся от идущих мимо караванов верблюдов и стад овец, которых гнали в деревню. До меня доносились крики жителей, все еще занятых своими домашними делами. Блеяние коз и овец, плач детей и крики женщин мешали мне сосредоточиться. Прошло немало времени, пока все затихло. Наступила ночь.

Засада возле деревень — самый эффектный в Сомали способ охоты на львов, которые в поисках добычи имеют обыкновение прокрадываться ночью к деревням, совершенно не испытывая страха перед сомалийскими копьями. Однако в эту ночь львов не было. После ночи, проведенной на земле в некомфортных условиях, я вернулся в лагерь на рассвете. Едва я улегся на кровать, чтобы дать отдых усталым конечностям, как туземец из соседней деревни ворвался в мою палатку с новостью, что примерно в миле от нас обнаружены свежие следы двух львов. Следы были замечены жителями деревни, когда они гнали своих коз на пастбище. В мгновение ока я был снова на ногах и отправился вместе с Алихаром, вторым шикари и еще несколькими туземцами, вооруженными копьями и ножами, в путь. С собой мы захватили лошадей. Вскоре мы дошли до деревни и, когда следопыты вышли на свежие, довольно отчетливые на песке следы двух львов, начали преследование.

В экспедициях в далеких странах я не раз имел возможность восхищаться охотничьей способностью и природной остротой зрения и слуха туземцев — например, сенегальцев, но события, последовавшие далее, превзошли все, что я видел до сих пор. Следопыты по­шли первыми. Их головы, как у собак-ищеек, были опущены к земле; сделав круг, они резко ускорили шаг, вглядываясь в следы львов, словно свора хорошо натренированных собак. Алихар шел первым, за ним — Замойски (жребий дал ему право на первый выстрел), дальше — Грудзинский и, наконец, я с остальными людьми. За нашей группой на расстоянии в несколько ярдов ехали трое вооруженных сомалийцев на пони. Позади конников вели за узды лошадь Алихара. Кое-где следы были очень отчетливы, и мы определили, что один лев крупнее. Преследуя зверей, я обратил внимание на окружающий ландшафт. Он был ровный и открытый, но местами встречались островки травы и небольших кустов. В таком порядке мы шли около пары часов, следуя точно по следам, как вдруг один из туземцев, идущих впереди, издал крик. Он прозвучал как сигнал к бою, и тотчас сомалийцы, которые были верхом, с дикими криками, размахивая копьями над головами, поскакали вперед. Всадникам нужно было перехватить и остановить убегающих львов. Алихар вскочил на своего пони и повел остальных. Я не мог понять, как несколько всадников смогут остановить львов, спасающихся бегством через буш, хотя и читал об этом методе охоты. Я не верил, что это возможно, пока сам в этом не убедился. Всадники, скакавшие галопом, почти скрылись вдали, мы же, получив установку от Алихара, устремились вперед, держа винтовки наготове. На расстоянии нескольких сотен ярдов всадники выстроились в форме полумесяца и встали, будто статуи. От них отделился Алихар и, подъехав к нам, соскочил с пони, сказав, что львы остановлены и лежат между нами и всадниками. Все пространство было не больше половины акра. Замойски, у которого было право первого выстрела, вышел вперед, Грудзинский занял позицию слева, я справа, и каждого из нас сопровождал шикари. До последнего момента я испытывал сомнение, были ли там львы. После криков нас окружила тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием охотников, шедших вперед. По лицам людей было видно, как они напряжены от предстоящей встречи со свирепым противником. Спустя несколько минут я заметил, как Алихар показал Замойски на что-то своим копьем. И тотчас услышал выстрел, затем рычание, второй выстрел и дикий и одновременно торжествующий крик победы сомалийцев. Лев лежал, вытянувшись, у ног Замойски. Первым выстрелом тот ранил льва в заднюю часть, а вторым, от которого лев упал замертво, попал в лоб в тот момент, когда разъяренный зверь повернулся и кинулся на охотников. Трудно описать восторг и дикую радость сомалийцев, героически остановивших и окруживших львов. У нас было мало времени, чтобы рассмотреть трофей, поскольку Алихар уже вел нас к другому льву, отделившемуся от первого и затаившемуся в буше. Следопыты вновь пошли по следам и, описав круг, своими копьями указывали на небольшой островок из зарослей колючего кустарника и травы. Грудзинский, поскольку у него сохранилось право выстрела, пошел в центр полукруга, а Замойски и я вновь заняли свои позиции по сторонам. Через мгновение мы услышали грозное рычание. Лев выскочил из высокой травы и сделал попытку вновь убежать. Грудзинский увидел его на слишком большом расстоянии, в траве, и потому не рискнул стрелять. Конные сомалийцы кинулись за ним, как гончие, и через несколько минут им удалось повторно окружить и остановить льва. Показывая на небольшой участок травы, где залег лев, Алихар, непревзойденный охотник, тут же занял место рядом с Грудзинским и прошел несколько шагов вперед, а мы разошлись по сторонам. Менее чем через минуту мы услышали выстрел, и львица, получившая пулю между глаз, упала к ногам Грудзинского. Я не надеялся на столь блестящий результат при первой же встрече со львами. Меня переполняло чувство радости. У моих компаньонов она была не меньше.

Наши сомалийцы сотворили чудо. Подобный вид охоты, когда люди, пешие и конные, преследуют самого ужасного из всех зверей, а успех зависит только от хладнокровия и твердой руки, заслуживает того, чтобы назвать его спортом.

Нашей добычей стали два льва, хотя и не особенно больших, но обладающих очень хорошими шкурами. Лев Замойски был 8 футов и 3 дюйма, а Грудзинского 7 футов и 9/5 дюйма.

Наше возвращение в лагерь в тот день было поистине триумфальным. Жители обеих деревень вышли встречать «фринжи» — белых охотников, европейцев. Алихар в приподнятом настроении пересел на белого арабского жеребца и в военном обмундировании исполнил сомалийский «парад»: сделал круг галопом, затем поднял свою лошадь на дыбы и заставил ее кружиться на задних ногах. Пешие и конные во весь голос распевали дикие песни. Их песни смешивались с ликующими криками жителей деревень всех возрастов, сопровождавших нас до лагеря, в котором уже наши люди построились в линию, выказав таким образом участникам охоты почет и уважение. Несомненно, события того дня надолго сохранятся в памяти всех, кто принимал в них участие. Этим вечером мы организовали праздник с танцами и песнями. Верблюжье молоко текло рекой, но все же большим успехом пользовалась вода, которую мы купили у туземцев, чтобы увеличить скудную ежедневную порцию наших достойных смуглых компаньонов.