Cвою первую утку я добыл, когда мне было семь лет. Да, она была сидячей, и в нее, помогая держать ружье, наверное, целился отец, но стрелял я сам. До сих пор помню состояние счастья от теплой тяжести утки в своих ладонях. С тех благословенных времен минуло более 40 лет, и все эти годы я охочусь.
Пройдя отцовскую школу «молодого бойца», самостоятельно я начал охотиться с 18 лет. В университете, как и в школе, я старался учиться хорошо, чтобы освободить время для охоты. Я и сегодня живу с этой въевшейся в кровь привычкой — работаю и зарабатываю деньги для того, чтобы охотиться. Конечно, появилась семья, увеличились заботы, но…
Читать я начал лет с шести и вперемешку со сказками с удовольствием «глотал» книги про охоту. Годам к десяти я «прошел» Купера, Майн-Рида, Бианки, Соколова-Микитова, Пришвина и других детских писателей, писавших об охоте. На очереди стояла более серьезная литература и периодика, которой был полон дом. Наверное, тогда, во времена страстного чтения, в меня и вошел «африканский вирус». Он дремал внутри, не принося особых хлопот, до той поры, пока я уже взрослым наконец не попал в Африку. Теперь я болен. Я болен этим потрясающим, парадоксальным, ни на что не похожим континентом. Для меня Африка — это чувственный и вкуснейший коктейль из запахов, звуков, цветов, и я рад , что успел дать попробовать его моему отцу, мечтавшему об Африке с детства...
Все это я вспоминаю, когда наша команда медленно продирается сквозь болотистую пойму Замбези. Уже часов восемь я стараюсь думать только о хорошем, ибо только это помогает мне справиться с усталостью. Шаг за шагом я выдираю ноги из вязкой почвы, поспевая за своим «пиэйчем» Эдрианом Ридом — профессиональным охотником и моим ангелом-хранителем. Перед собой я вижу его мокрую рубашку. Сквозь заросли высокой травы мы идем за следопытами, ведущими нас по слоновьему следу, который мы нашли вчера как раз после обеда. След был свежий, и Джелоус (в переводе с английского — «ревнивец»), лучший из следопытов Эдриана (по местному — трэкеров), уверенно сказал, что слон большой и старый. Обычно по следу и другим косвенным признакам опытные следопыты достаточно уверенно определяют величину слона. Однако окончательная оценка происходит только после того, как охотники увидят слона. Старые самцы редко держатся со стадами слоних и молодняка. Время от времени они посещают готовых к спариванию самок, остальное время проводя с 2-3 половозрелыми самцами, исполняющими роль учеников, слуг и телохранителей.
[mkref=1453]
Я опять смотрю на часы и представляю, как через 15 минут наша группа сделает десятиминутный привал, я выкурю сигарету (плохо, но никак не брошу), выпью бутылку воды, соблюдая ставший для меня привычным за десятки охот в Африке распорядок движения: час ходьбы, 10 минут отдыха. Без меня Эдриан и его команда «сделали» бы слона раз в пять быстрее. Мне редко встречались такие выносливые, двужильные люди, но сейчас с ними клиент с излишним весом, обремененный работой в офисе со всеми вытекающими отсюда последствиями, и этот клиент — я. Это не первая моя охота с Эдрианом, но я не перестаю удивляться, как много он знает и может. Во время нашей первой охоты я был поражен одним фактом из его биографии: работая на правительство в течение долгих лет, он отстрелял более 12 000 слонов, участвуя в программах по регулированию численности слонов. Колоссальный опыт, приобретенный им за эти годы, сделал его и коллег-рейнджеров самыми квалифицированными знатоками слонов. Не все корифеи африканских охот ХIХ и первой половины ХХ века, когда континент был по-настоящему раем для охотников, могут сравниться с ними по опыту охоты на толстокожих обитателей саванн.
Именно Эдриан научил меня стрелять слонов уверенно и чисто. Он проводил со мной часы у черепов этих животных в охотничьих лагерях, объясняя все премудрости стрельбы. Десятки раз поворачивая череп под тем или иным углом, он приучал меня к пространственному мышлению, чтобы точно определять точку уверенного поражения мозга слона. «Brain-shot!» — «выстрел в мозг». Только такой выстрел избавляет животное от мучений, а вас — от проблем с добором подранков или того хуже — нападения раненного слона. Говорят, что в молодости он делал «back brain-shot» по уходящим гигантам. Среди белых профессиональных охотников это рассматривается как полулегенда, но я твердо знаю, что он в состоянии положить слона таким выстрелом, и мечтаю научиться стрелять так же. Его уроки не прошли даром. Наблюдая за слонами в природе, рассматривая фотографии, видео, я всегда ищу наилучшую точку прицеливания, это вошло у меня в привычку...
Мои размышления прерываются командой Эдриана: «Отдых!» Наша маленькая группа собирается на открытом пятачке среди кустарников. Джелоус привычно проверяет траву и кусты на предмет всевозможных гадов, а я закуриваю сигарету. Какое блаженство сидеть на земле, чувствуя, как отходят натруженные мышцы, подсыхает и стягивается солоноватой корочкой пота кожа! Отдых! Как быстро летят минуты! Эдриан просит Джелоуса проверить направление ветра. Тот хитро смотрит на меня, подбрасывает песчаную пыль и говорит, что часа через два мы наверняка догоним слонов и мне уже нельзя будет курить. Из всех чувств для слонов самое главное — обоняние. Эти умнейшие существа не только чуют человека за сотни метров, но, по словам моего проводника, различают запахи аборигенного населения и белых людей. При этом они определяют белых как более высокую степень опасности для себя по сравнению с чернокожими жителями Африки. Как и большинство опытных охотников, Эдриан уверен, что слоны думают, анализируют полученную информацию и передают свои знания сородичам. Именно это и делает охоту на них наиболее интересной и захватывающей из всех существующих.
«Вперед!» — командует Эдриан, и я поднимаюсь на ноги. Десяток шагов — мои мысли плавно возвращаются в привычное русло.
Теперь мне известны все убойные места слонов, но меня приучили, что настоящий профессионал стреляет слонов одним выстрелом. А это возможно лишь при точном выстреле в голову и с небольшой дистанции. «Насколько небольшой?» — иногда спрашивают меня. Не знаю, как объяснить, чтобы не показаться хвастуном, но своего последнего слона мне пришлось стрелять с 12 метров, другого с 15, а были случаи, что стрелял и с 8, и с 25 метров. Но всегда ближе 30 метров. Кажется: что тут трудного — точно попасть по месту такой махине метров со ста? Установить упор для оружия, успокоить дыхание и завалить этого гиганта одним выстрелом. Но не все так просто. Мозг слона по величине не больше мяча для регби, и слон почти все время движется. Даже во сне он переминается, дышит, храпит, почесывается и совершает много других мелких движений, затрудняющих стрельбу с большой дистанции. Почти наверняка вы раните слона, и тогда начнется самое неприятное — преследование раненого зверя. Ваша охота может считаться оконченной, даже если раненое животное не будет найдено. Присутствующий на охоте скаут ( по-нашему — госохотинспектор) обычно строго следит за недопустимостью перестрела, и ни один профессиональный охотник не пойдет на это, так как это может привести его к потере профессиональной лицензии.
Постепенно наша группа выбирается из болотистой речной поймы в настоящий африканский буш — страну непроходимых кустарников с отдельными группами акаций и зонтичных деревьев. Джелоус уверенно уводит нас в сторону невысоких холмов. Почва под ногами сухая, и непонятно, как он видит следы слонов.
На любой охоте в Африке от профессионального охотника и следопыта зависит не менее 80% успеха, а в нашем случае, я уверен, и того больше. Мне рассказывали, что отец Джелоуса, сам отличный следопыт, однажды семь дней вел группу рейнджеров по следам банды браконьеров, выносивших слоновую кость из буша. За эти дни он ни разу не только не потерял их следа, но и сам хладнокровно отстрелял двух «брэков» и помог уничтожить банду целиком. К сожалению, в последние годы власти Зимбабве и других африканских стран изменили политику по отношению к вооруженным браконьерам. Если раньше рэйнджеры и владельцы охотничьих концессий имели право при задержании «брэков» применять оружие, не задумываясь о последствиях, то сегодня в тюрьмах страны ожидают суда несколько белых профессиональных охотников, обвиняемых в умышленных убийствах. Все изменилось после того, как в числе «брэков» был застрелен сын одного из высших чиновников страны. Торговля костью — очень доходный бизнес, давно перешагнувший границы одной страны. Сегодня крупнейшим официальным экспортером слоновой кости является Кения — страна, где охота запрещена законодательно. Догадайтесь, откуда бивни?
И все-таки главной причиной сокращения популяции слонов и других крупных животных выступает не спортивная охота, о прекращении которой так любят твердить различные псевдолюбители животных, а быстрый рост населения континента. Он же приводит к хищническому браконьерству, остановить которое не может ни одно правительство. Африка уже не та, какой она была даже 50–60 лет назад. Сегодня людей в Африке больше, чем животных...
Ход моих мыслей прерывает восклицание Джелоуса и резкое изменение направления движения. «Мамба!» — лаконично бросает он, показывая на полутораметровую змею в паре метров от нас. Мурашки покрывают мою спину, и я вспоминаю, как годом раньше мы с Эдрианом, подкрадываясь к слонам, проползли под ветками дерева, на котором отдыхала кобра. Не мамба, конечно, но тоже очень ядовитая тварь. В тот раз мы были без трэкера, который обычно метров за 50 до слона оставляет тебя и твоего «пиэйча» один на один и со слоном, и с бушем. Тогда нам просто повезло, а теперь с нами был Джелоус — верная гарантия от неприятностей. Спасибо тебе, друг, за твои глаза! Кстати, глаза у местных трэкеров поистине удивительные. Джелоус, как и большинство черных охотников, в радуге различает не семь цветов, а десять. Вот и попробуй посоревнуйся с ним в троплении зверя по следам!..
Мы продолжаем движение, а я возвращаюсь к своим размышлениям. Через семь дней я буду дома и тотчас начну мечтать о следующей охоте. Мне хочется, чтобы мои дети были охотниками, и — слава Богу! — моя жена разделяет эти мысли. А еще мне становится грустно от мысли, что они могут не увидеть Африку такой, какой вижу ее я. Не знаю, какой станет Африка через 25 лет, но сегодня, как и сто лет назад, это сладкий яд, наркотик, проникающий в тебя. Африка приручает и привязывает к себе навсегда. Мне совершенно понятны чувства белых, осевших в Африке, и я сам иногда задумываюсь над этим вопросом. Когда мои дети будут готовы увидеть Африку, я помогу им правильно спланировать их поездки. Я расскажу им, что надо идти от простых охот к сложным, и дам им возможность насладиться каждым новым оттенком, запахом и цветом этого удивительного материка. Я чувствую, что смогу помочь моим детям полюбить Африку такой, какой люблю ее сам. Я расскажу им, как охотились великие охотники и как учили охотиться меня лучшие из живущих сегодня здесь белых охотников. Я расскажу им об охоте на слонов и буйволов и надеюсь, что они, как и я, будут считать этих животных самыми достойными трофеями среди всех африканских животных, полюбят сафари, полные работы, пота и опасности...
В этот момент я слышу, как Джелоус что-то шепчет Эдриану. Тот передает мне, что, по словам трэкера, слоны, преследуемые нами, почувствовали погоню, и поэтому надо ускорить темп. По словам «пиэйча», они могут начать с нами игру, игру в «убегалки». «Помни, Олег, — добавляет он, — они умнее многих из людей, но они не знают, что у нас есть Джелоус. А Джелоус знает, куда они идут. Мы сократим путь и скоро встретимся с ними».
«Куда уж быстрее!» — подкрадывается малодушная мысль. Но мышцы уже начинают работать в новом ритме, заданном трэкером. И теперь я боюсь не успеть, оплошать, подвести команду, дружно и слаженно работающую на меня. В такой момент становится понятно, что клиент — это лишь один процент успеха охоты. От него зависит финальная точка — выстрел, а все основное делается следопытами, их помощниками и, конечно, профессиональным охотником. Я уже давно стал частью команды и поэтому чувствую двойной груз ответственности перед людьми, с которыми охочусь...
Теперь Джелоус и его помощник напоминают гончих собак. Они сосредоточенны, собранны и ни на секунду не отвлекаются от следа. Джелоус постоянно проверяет направление движения воздуха, стараясь вести группу «на ветер». Иногда он останавливается, втягивает воздух и продолжает движение. В таком темпе мы движемся около часа. Я давно забыл про сигареты; сердце готово вырваться из груди; пот заливает глаза и противно щиплет кожу, но у меня нет времени на жалость к себе. Джелоус и Эдриан гонят нас вперед и вперед. Вдруг они останавливаются и делают знак замереть. Мы застываем на месте в нелепых позах, вслушиваясь в звуки буша. Впереди нас метрах в ста или около того слышны нарастающие звуки ломаемых ветвей. Слоны идут на нас, не прекращая кормиться. Эдриан благодарным взглядом смотрит на своего лучшего следопыта, и от этого взгляда губы Джелоуса растягиваются в довольной улыбке.
«Джелоус обещал, Джелоус сделал!» — говорит его сияющее лицо. Звуки нарастают. Эдриан взглядом посылает Джелоуса вперед. Надо найти удобное место в буше, откуда мы сможем рассмотреть слонов, определить размер бивней, при необходимости совершить подход и произвести выстрел. Я проверяю оружие, переламываю стволы своего 500-го Nitro Express и проверяю патроны.
Минута-другая — и наступит кульминация последних двух суток. В такой охоте мелочей нет. Все должно работать как часы. Плавно, чтобы не клацнуть замками, я закрываю штуцер и перевожу дух. Хорошо, что со мной именно этот штуцер, мне нравится, как он работает. Минимальный разрешенный при охоте на слонов 375-й калибр хорош, как и 416-й Ригби и 458-й Винчестер, но при необходимости они не смогут остановить атакующего слона. Еще лучше 470-й Nitro Express, но энергии его выстрела иногда недостаточно, чтобы противостоять инерции огромной туши слона. А вот мой любимый штуцер справится даже с такой задачей. Выстрел из 500-го NE по черепу останавливает атакующего слона, сбивая его с ног. Правда, при этом желательно не терять цель и быть готовым докончить работу вторым выстрелом. У меня был случай, когда первый выстрел лишь послал слона в нокдаун. Пришлось изрядно поволноваться, когда гигант вдруг начал вставать, придя в себя от шока. Именно за то, что штуцер позволяет производить второй выстрел, не теряя точки прицеливания, я и люблю двуствольное оружие.
На моей первой охоте с Эдрианом у нас был случай, когда молодой слон чуть не растоптал нас. Вот тогда Эдриан и посоветовал мне приобрести слоновий штуцер. Хорошо, что с нами был один из лучших операторов Африки, снимавший перипетии охоты на слонов. Если бы Эдриан не смог остановить слона криками и взмахами рук, то нам бы пришлось застрелить молодого таскера, и тогда кадры атаки послужили бы доказательством нашей невиновности. А так этот фильм сегодня служит для меня лучшим средством, чтобы испытать адреналиновый «приход»...
Второй важнейшей составляющей уверенного поражения слона и других крупных и опасных животных является патрон и, главное, тип применяемой пули. Большой знаток оружия для таких охот Арт Алфин любит повторять, что для успешной охоты на слона нужно учесть три фактора. Первый — penetration (проникновение), второй — penetration и третий — penetration. А он знает, что говорит. При неожиданном столкновении с непонятным объектом слон зачастую высоко поднимает голову и хобот, пытаясь уловить запах и оценить степень опасности. Многие охотники стреляли слонов в такой момент, но только применение монолитной пули гарантирует поражение мозга животного через мышцы хобота и череп гиганта. Неправильно примененная пуля при выстреле в голову или в сердце животного почти наверняка приведет к ранению слона. Цитируя Эдриана, я могу повторить, что главное не вес, а энергия пули. Именно поэтому сегодня в стволах моего штуцера Woodley Solid...
Все это проносится у меня в мыслях, пока мы выбираем подходящее место для финального подхода. До слонов не более 50 метров, и они медленно двигаются в нашу сторону. Наконец Джелоус кладет руку мне на плечо и делает ободряющее движение, как бы посылая меня вперед. Потом он поворачивает голову к Эдриану, последний раз показывает ему направление ветра и растворяется в буше. Мы остаемся вдвоем среди моря кустарников, сквозь которые человек не может пройти без риска оставить на колючках половину своей плоти. Однако для слона они не представляют никакой преграды. Толстокожий гигант, весящий несколько тонн, проходит сквозь них с удивительной легкостью и, я бы сказал, изяществом.
Медленно, чтобы не хрустнула под ногой сухая ветка, мы преодолеваем еще метров 15 и застываем, наблюдая, как неведомая сила раскачивает вершину дерева. Слонов не видно, но они так близко, что мы слышим урчание исполинских желудков, звуки испускаемых газов и жующих челюстей. Мне известна их удивительная способность растворяться в буше. Иногда может потребоваться 10–15 минут, чтобы заметить исполина, без движения стоящего среди густой растительности в 10 метрах от вас. Вот и сейчас не все будет просто, так как слоны вдруг останавливаются. Эдриан, который находится в паре шагов впереди меня, не оборачиваясь, показывает пальцами правой руки: пять, три и крест. На нашем языке это означает больше 80 фунтов. Это классный слон, и я хочу этот трофей. Очень медленно я приближаюсь к своему провожатому, а он поворачивает ко мне голову и жестом показывает на свои седые волосы и, будто ладонью, отсекает что-то справа у своей нижней челюсти. Это он показывает, что слон очень старый и у него сломан правый бивень. Медленно, сантиметр за сантиметром, я приближаюсь к Эдриану и вижу слона, затем еще двух, но меньших размеров. Это телохранители «патриарха». Я внимательно всматриваюсь в старого самца, пытаясь разглядеть бивни, и вдруг понимаю, что слон видит меня. Еще секунда, и он либо ринется на нас, либо станет уходить, сметая все на своем пути. Пока я думаю, что предпринять, приклад находит плечо, и я останавливаю мушку на середине огромного лба, чуть ниже горизонтальной линии, проходящей через глаза слона. «Я хочу этого старого слона», — думаю я, и палец ощущает сопротивление спускового крючка штуцера.
Комментарии (0)