Все статьи в «Российской Охотничьей Газете» об охотах на медведя читаю с интересом и некоторым беспокойством за охотников. Мой первый и единственный опыт охоты на медведя позволяет мне так рассуждать.
На моем счету всего один медведь. Но события, связанные с той охотой, до сих пор не могу вспоминать спокойно. Я никогда не хвастался добытым медведем, да и вся охота на него не красила меня как охотника. Все то, о чем я хочу поведать, было так давно. И за дымкою прожитых лет выглядит как-то не совсем правдоподобно. Больше смахивая на быль, чем на действительные события, участником которых мне довелось быть.
1956 г. Осень. Я предупрежден военкоматом о грядущем призыве в ряды Советской Армии. С работы уволился, и все свободное время проводил на охоте. А дичи в Ленинградской области было предостаточно. Глухари, тетерева, белые куропатки, утки, вальдшнепы. Места глухие, труднодоступные. Бродишь по лесам, болотам, рекам, озерам целыми днями и не встретишь ни одной живой души.
Моим постоянным спутником в этих охотах был школьный товарищ Костик Ловцов, 17-ти лет, ученик 10 класса. Он не отличался ростом, но был жилист и вынослив. Вихрастая копна светлых кучерявых волос, симпатичная мордашка сделали его любимчиком девчонок класса и объектом насмешек со стороны мальчишек. Он добродушно посмеивался над их шутками. Охота для него была любимейшим увлечением.
Мать его работала в школе учительницей, и по этой причине пропуски уроков из-за охоты ему сходили с рук. Отец погиб на фронте. С войны вернулся его дед по матери с двустволкой «Зауэр три кольца» 12 калибра. Но тяжелые ранения не позволяли ему охотиться. Поэтому дед дозволял Костику с таким шикарным ружьем таскаться со мною на охоту. Провожая нас на охоту, дед предупреждал, чтобы мы были осторожными, бродя по ягодникам. Там можно нарваться на медведя. Одиночку нечего бояться, а вот мамашу с медвежатами обходите стороной. Она шуток не понимает.
В одну из охот мы забрались в такую глушь, что начали сомневаться в точности своего местонахождения. Нам повезло. В поисках выхода из леса мы набрели на домик лесника. В нем жили старый лесник и его жена. Нам они казались древними стариками. Познакомились, подружились, и все последующие охоты проводили только у лесника Никодима. Места изумительные! Два огромных озера соединялись протокой, и на лодке лесника за день не всегда удавалось обойти их по периметру. Уток, гусей, рыбы – тьма. Посещая стариков, мы им приносили хлеб, соль, сахар и другие продукты. У нас была крыша над головой, лодка, горячая еда. О чем еще могут мечтать такие одержимые охотники, как мы.
В один из приходов мы застали деда Никодима расстроенным. Бабка Анна читала ему письмо от сына. Сын работал на «северах» и сообщал, что в этом году приехать не сможет. На вопрос, чего он так расстроился, лесник поделился, что медведь доканчивает вторую делянку овса. Его давно пора отстрелять, а он сам не может из-за навалившейся слепоты. Ждал сына. На наши расспросы, что да как, лесник рассказал, что для приваживания медведя он засевает ежегодно две небольшие делянки овса с разницей по времени в полторы-две недели. Медведь регулярно выходит на овес. На поле у него приготовлен лабаз в виде копны сена. Медведь ходит около него. Не боится. Мы в один голос предложили отстрелять медведя.
Дед Никодим поинтересовался, а охотились ли мы на медведя. Я и Костик, не моргнув глазом, наврали, что мы с отцами и дедами не раз охотились на овсах. Скорее всего, лесник нам не поверил. Он хитро прищурил подслеповатые глаза и предупредил нас: «Ребятки, медведь – зверь «сурьёзный» и ошибок не прощает». Но медведя надо же отстрелять, не отставали мы. Да и ему необходимо было мясо в зиму.
Делать нечего. И он начал нас готовить к охоте. На телеге, запряженной лошадью, свозил на поле, показал лабаз и вероятные выходы медведя из леса. Охоту отложили на следующий наш заход. Нам лесник предложил дома снарядить патроны пулями и по пути к нему пострелять по газете. У него на кордоне нельзя. Медведь может лежать поблизости. Спугнем.
Мы все сделали, как нам наказал лесник. Дома, не сказав куда и зачем идем, отправились на знакомый кордон. Конец сентября. Моросящие дожди не охладили нашего пыла. И вот мы на месте. Дед Никодим после обеда велел нам поспать, чтобы не уснуть на лабазе. После отдыха лесник нас проинструктировал: к лабазу подъезжаем молча, на лабаз залезать с телеги по приставленным лестницам, сидухи сделаны ниже макушки копны и с разных сторон (чтобы наши головы на фоне неба не маячили), сидеть тихо, не разговаривать и не курить. Стрелять наверняка. После стрельбы по медведю с лабаза не слезать, пока я не подъеду.
И вот мы на лабазе.
Стихли поскрипывание колес и фырканье старого мерина. Мы остались наедине с тишиной и водяной пылью висящей в воздухе. Ветер иногда бросал эту пыль мне в лицо. Прячась от нее, я только ниже опускал голову. Казалось, что время остановилось. Сумерки медленно наползали из леса. Тьма сгущалась. А медведя все нет и нет. Наверное, не придет. Я уже начал двигать плечами, разминая затекшее тело. Левым глазом, как всегда в таких случаях, неожиданно замечаю движение. Что-то темное и большое. Ба-а, да это же медведь! Почему Костя не стрелял? Он же вышел с его стороны?
На меня навалился столбняк. Куда подевалась моя смелость? Из ступора меня вывело доносившееся «струк-струк-струк», чваканье и сопение кормящегося зверя. Я судорожно сжимал ружье. Господи! Как же стало темно! Страх железными клещами сдавил горло. С трудом глотая воздух, медленно поднимаю свою «тулку», направяю ее в бок медведя и одеревеневшим пальцем жму на спусковой крючок. Яркая, ослепляющая вспышка выстрела – и страшный, парализующий волю и тело рев.
Последующие события, как в замедленном кино. Копешка поднимается на воздух. Я лечу. Чувствую, что ноги выше головы и сено накрывает меня. За моей спиной истошный крик Костика. Какая-то неведомая сила тянет меня за полу плаща. От навалившейся жути я шыряю ружьем в сторону страха и невольно нажимаю на спуски. Грохнул такой силы выстрел, что у меня заложило уши. И разом наступила мертвая тишина. В висках так стучало, а сердце так колотилось о ребра, словно было готово вырваться из груди. Я боялся шевельнуться. Костик молчал. Оцепенение и страх медленно отступают. Зову Костика. В ответ молчание. Немного выждав, выбираюсь из-под сена. Светя себе под ноги фонариком, натыкаюсь на лежащего медведя.
Застыв на месте, быстро перезаряжаю ружье и не свожу глаз с хищника. Страх постепенно отпускает меня. Зверь мертв.
Обхожу снесенную медведем макушку копны и натыкаюсь на ружье Костика. Разгребаю сено и нахожу Костю. Он без сознания. Переворачиваю его на спину и слышу скрип колес. Слава Богу. Лесник. На телеге сидит его жена и в руках держит фонарь «Летучая мышь». Лесник коротко спросил: «Дружок не ранен?» Я в ответ помотал головой. Костю положили на телегу и отвезли на кордон. Он пришел в себя, но на вопросы не отвечал, и мы его оставили в покое. Бабка Анна поила его какими-то отварами. Ночью мне снилась разверзнутая кровавая пасть медведя, хватающего меня за колено. Я просыпался в холодном поту, медленно осознавая, что нахожусь в доме, а рядом стонал и всхлипывал во сне Костик. В общем, ощущения были не из приятных.
Утром лесник поднял меня, и мы отправились к медведю. Привязав веревку за заднюю лапу, лесник конягой оттащил медведя с сена. Мы осмотрели медведя. Первая пуля попала зверю по брюху, озверев от боли, он в броске снес лабаз вместе с нами. А стрелял-то я не далее 15 шагов. На таком расстоянии, как сказал лесник, надо зверя класть намертво и сразу. Вторая пуля вошла под нижнюю челюсть и разворотила медведю затылок. Это и спасло нас. Когда мы почти освежевали медведя, пришли Костик и бабка Анна. Костика, увидевшего медведя, стошнило, и его усадили на телегу в сторонке. По словам деда Никодима, медведь оказался хорош, пудов на 9–10.
На другой день мы пришли домой.
Договорились о медведе не рассказывать. Костя отказался брать мясо, а я взял килограммов 10 на проводы в армию. После этой охоты Костя тяжело заболел. Его мать приходила к нам и спрашивала, не случилось ли чего на охоте? Я соврал, что ничего такого с нами не произошло. Я навестил Костика. Он в самом деле был плох. На мой вопрос, почему не стрелял в медведя, Костя честно признался, что уснул. Ему становилось все хуже и хуже, и его положили в больницу. Меня призвали в армию. Мы обменялись несколькими письмами. Потом из письма моей матери я узнал, что Костик перед Новым годом умер. У него что-то случилось с сердцем. Вот как приходится расплачиваться за самоуверенность. Я и до сего времени считаю себя невольным виновником в гибели человека. С тех пор ни разу не пытался охотиться на медведя, хотя возможности были.
Комментарии (0)