Полноводная по весне Рутка летом мелеет. Спускаясь по ней сейчас и увертываясь от острых коряжин, мы с тоской вспоминали весну, когда река стремительно несла наши лодки, и шли мы по тем же самым местам, не подозревая, что под нами проносятся целые частоколы пик-коряжин…
Нас трое: товарищ по работе Сергей, сын Ванька, прозванный нами Шишигой за постоянно черный, в саже, нос и сучки в волосах, и автор сих строк. Четвертый товарищ выбыл из строя ввиду тяжелой и неудачной борьбы с похмельем. Тупо тычась во все углы и мешая собираться, он наконец был изгнан и отправлен спать, поскольку на воде мог быть полезен только в качестве якоря.
Говоря о мелководности Рутки, следовало бы, наверное, уточнить, что местами все же встречались неплохие плесы с темнеющей у одного берега ямой, где под свисающими кустами нередко вскипал бурун от хвоста вспугнутой рыбы. На берегах речки на всем протяжении пути мы не встретили ни одного рыболова. Лишь на береговых отмелях видны были следы выходившего на водопой зверя, да обрывались в реке скаты-тропы, по всей видимости, бобра.
Лишь ближе к низовьям появились первые следы цивилизации в виде старых кострищ, рогулек под удилища и, конечно же, бутылок. И когда течение совсем уже остановилось, подпертое уровнем водохранилища, встретился первый абориген. К нашему удивлению, это был не местный «сын степей и прерий» и даже не житель республики, что было заметно по волжскому, но какому-то неуловимо отличающемуся выговору.
– Ну, как успехи? – интересуемся.
– Утром схватила одна, па-а-дергала, па-а-дергала, да сошла-а. Больше не берет, жарко, наверное.
– Из Нижнего Новгорода? – спрашиваю, помня, как дружно шли весной по Рутке нижегородские плавсредства всех видов.
– Не-е-т, из Казани.
Удивляемся. И там ведь Волга, да, наверное, побогаче, чем в наших краях. Но сразу вспоминается, какое количество предприятий на ее берегах расположилось, да и людям, наверное, тесновато в густонаселенной Татарии. У нас хоть и повыбивали рыбу «электроудочники» окрест Йошкар-Олы, но кое-где осталась, хвостатая, да и воздух пока для дыхания есть, если не раскупят скоробогатые, как раскупили уже многие участки земли у Волги и отгородились заборами да пятнистыми парнями. Частная собственность…
К Жареному бугру спустились уже за полдень. Жарко. Ставим палатку на обдуваемом ветром мыске. Место уютное, высокое, окруженное мелким дубняком, кленами и липами, а позади – стена из густолесья преграждает подход со стороны берега.
Ванька из воды не вылезает, а мы хлещем по ней блеснами, попперами, поролоном, джиг-головками. На «вертушки» хватают некрупные окуни, а все остальные приманки остаются без внимания. Лишь бойко ловятся деревянные «рыбины». Заброс-два, и коряга… Лес под водой, удивляться нечему.
Дело к вечеру, но жара стоит тяжелая и неподвижная, без единого дуновения ветерка. От этой жары вся рыба скатилась, наверное, в ямы или забилась под кусты и в коряжники. Ни единой хватки на спиннинг.
– Дождичка бы сейчас, – тоскует Сергей. – Брать бы начала, ей только свежей водички глотнуть.
– Да, после дождя оклемалась бы, наверное, – поддакиваю, не веря уже, что в этой раскаленной неподвижности случаются дожди.
Но словно в ответ на наши пожелания-мольбы, где-то за горизонтом глухо заворчало, а затем юго-восток налился синью. Лесистые острова и протоки в той стороне придавило пухлыми тучами, в которых зазмеились молнии. Вскоре пришел ветер, но, как это часто бывает, не со стороны грозы.
– Мимо пройдет, – досадует Сергей.
– Может, верховой пригонит дождь. Гроза, бывает, против ветра идет.
– Знаю.
Перебрасываемся ничего не значащими фразами, а сами механически швыряем и швыряем приманки, время от времени отцепляя их от коряг. Ванька на берегу бросил удочку и забился в палатку. Он побаивается грозы.
Вскоре солнце погасло, коряжистую ширь водохранилища зарябило и закапал редкий дождь-грибничок. Стало прохладно – самое время для ловли. А у меня блесна, как назло, нашла какого-то ветвистого подводного монстра, который не отпускал снасть, с какой стороны ни заплыви. И в это же благодатное время прохлады стоящий неподалеку Сергей вдруг начал вываживать, по всей видимости, окуня, и скорее всего, некрупного.
Это видно по его неторопливым нарочито небрежным движениям, граничащим с презрением к колючей мелюзге, которую мы уже начинали отпускать обратно. Но вдруг товарищ засуетился, его спиннинг согнулся и на леске кругами заходила крупная рыбина. У лодки вскипел бурун, открылась широкая пасть и из нее вылетел измочаленный окунишка.
– Бросила! Всего окуня изрезала, а не засеклась! – несется над водой негодующее, но уже на следующем забросе у Сергея взяла еще одна щука. Эта оказалась в подсачеке.
Я же в это время отчаянно пытался освободить снасть от коряги. Не надеясь сдернуть блесну, уже тяну на разрыв, но плетенка 0,16 мм не рвется. Наматываю ее на комель ультра-лайта и со всей силы дергаю вверх. Снасть подается. Достаю ее и вижу на конце плетенки раздрызганный вконец и разогнутый вертлюжок.
Пока я занимался сей разрушительной и непродуктивной работой, Сергей выдернул еще пару рыбин. Щука брала у него на каждом забросе. Такого выхода хищника я не видел давно. Причем хватки были на обыкновенный магазинный белый «Атом», который я порекомендовал Сергею перед выездом, помня свои удачи на предыдущей рыбалке. Цепляю этот самый «Атом», советских еще времен, и после первого же заброса и в моем подсачеке затрепыхалась щука килограмма на два. У Сергея среди его щук был экземпляр килограмма на три с гаком.
Эти рыбины оказались последними. Лишь случился вялый выход небольшой щучки вдогон блесне, но, проводив обманку, хищница лишь вильнула хвостом и ушла в глубину, словно почуяв очередную смену погоды. И точно. Тучи, сыпавшие мелким дождем, разорвало и выглянуло солнце. Воцарилась прежняя неподвижная жара, теперь уже душная от прошедшего грибного дождичка. Как я прикинул, щучий жор длился всего 10-15 минут и за это время мы успели взять четыре щуки. Дальше – как отрезало.
Всю ночь по палатке шелестел дождь, и утро открылось пронзительно яркое и холодное, в контраст предыдущему дню. Пришлось даже надевать куртки. Мы с Сергеем взяли по одной щуке, но самая главная удача выпала Ваньке. Он ловил с берега разнообразную мелочь, но вдруг удилище согнулось и на леске упористо заходило что-то крупное, норовя уйти в кувшинки. Пришлось помогать сынишке. Рыбина упорно не хотела подниматься наверх, но, утомленная, тяжело заплескалась под берегом и тут же была подхвачена в подсачек. Это был линь за полкило весом. Трофей не из крупных, но для Ваньки-Шишиги – добыча редкая.
Обратно мы выходили по мелкой заросшей протоке, называемой местными людьми «болотом». По весне они дальше вышеуказанного болота и не ходят. Ставят сети прямо на мели, сплошь утыканной пеньками. Рыба здесь, в устьях ручьев и речушек, идет торопливо и густо. Не знаю, правда это или легенда– страшилка, но рассказывают, что в одну весну «мочковали» местные свои сети, не боясь рыбнадзора, поскольку мелковато здесь катеру под мотором, но зашел якобы сюда водомет.
И попрятались было местные, залегли в камышах, а служивые вроде как для острастки и испуга из «калашникова» дали очередь, а та ушла, как бывает, рикошетом от воды в те самые камыши, где селяне залегли. Так, мол, прямо в лоб и залепили случаем одному. Может, и сказка это, но так рассказывают… Работы в окрестных деревнях нет, от реки кормятся люди, «бичуют» вынужденно, оттого и фольклор свой в Богом забытом уголке земли российской…
Мы же шли сейчас по «болоту», то и дело натыкаясь на пеньки и садясь на мели, истекая потом, который жег воспаленные лица. Мечтали каждый о своем: Ванька о газировке, Серега – о пачке сигарет, а я – о бутылочке пивка из холодильника.
Недалеко от деревни нас неожиданно встретило сильное течение, идущее в сторону, противоположную волжскому. По каким уж тут законам движутся течения – не знаю, но вода моментально ушла, а нам пришлось на полчаса стать бурлаками и тянуть лодки за собой, проваливаясь в вязкий ил.
В Сенюшкино нас, уставших и жженых солнцем, ждало страшное разочарование: магазин-шинок в частном доме был закрыт. Все ушли на «фронт», то бишь на сенокос. И лишь в визимъярском кафе мы, алчущие, получили свое: Ванька – газировку со жвачкой, Серега – сигареты, а я блаженствовал с ледяной бутылочкой пивка. И не было никого счастливей нас в эти минуты…
Комментарии (0)