Уха с наваром

Нижний Амур насквозь продул холодный, как сквозняк в нетопленной печке, жесткий штормовой ветер. Пять дней он, завывая, плескался в лимане как в старом бабкином корыте, вдрызг разбивая загодя выставленные заездки, с раскачкой и молодецким посвистом далеко на берег закидывая утлые рыбацкие суденышки – катера да лодки.

Налетел он, как часто и бывает в начале сентября на Амуре, нежданно– негаданно, и интернет этот шторм проморгал, и сводки погоды о нем умолчали, и пока они там молчали – этот нежданный и совсем не нужный шторм сделал свое дело – разогнал по берегам все рыболовецкие бригады, не дав им разбить первый и мощный, с преобладанием крупных самцов косяк осенней кеты, пришедшей в Амур на нерест.

И вот этот первозданный, неразбитый сетями рыбный косяк, ощерившийся крюками впереди идущих крупных самцов, невидимым грозным валом катился сейчас по руслу Амура, забираясь вверх все выше и выше, перемалывая на своем пути все живое, не успевшее убраться с его таинственной подводной дороги.
Накручивая на свои плавники пройденные сотни километров, этот грозный рыбный вал будет постепенно таять, растекаясь бесчисленными ручейками по желанным горным речкам и ключам для того, чтобы дать жизнь новому потомству, которое через четыре года непременно сюда вернется замкнуть свое маленькое звено в этой бесконечной цепи природного бытия.

Маленький рыбацкий поселок, рассыпавшийся на высоком берегу Амура, гудел как встревоженный улей, помятый медведем-сладкоежкой. С раннего утра все жители – и стар, и мал, как пчелы на сотах, суетились по его кривым, будто переломанным медвежьей лапой улицам.
Да и было от чего суетиться: сразу после шторма пришла красная рыба.

На берегу кипела работа, рыбаки готовились к путине – просматривали и набирали рыбацкие сетки, готовили лодки.
Участковый рыбинспектор Сомов Александр Иванович с утра тоже был здесь, на берегу – в стане рыболовецкой бригады проверял рыболовные билеты, выданные рыбакам на отлов осенней кеты.

С приходом рыбы дела на него посыпались как сухой горох из прорехи – за день надо успеть проконтролировать вылов двух рыболовецких бригад, присмотреть за национально-родовой общиной, ловившей нормовую рыбу для коренного населения Приамурья, смотаться на лицензионный участок, куда уже подъехали рыболовы-любители с лицензиями на лов кеты, с обеда встретить комиссию, обещавшую быть с проверкой на его участке, и их тоже, куда деваться, надо и встретить, и проводить по одежке, с видом молодецким, готовым в лепешку расшибиться, но выполнить их ценные указания.

А самое главное, определить на рыбалку наконец-то собравшегося к нему в гости старого друга Гошу Ланкина, однокашника по институту, сейчас Георгия Васильевича Ланкина – полковника одного правоохранительного ведомства, без пяти минут генерала и завзятого рыбака-спиннингиста, но не отказывающего себе в удовольствии половить и кету на сплавную сеть.

Он с двумя своими сослуживцами, такими же отчаянными рыболовами, утром, чуть свет, на своем джипе уже был у инспекторского поста Сомова.
Сейчас они усердно готовили выгруженную из машины и грудой сваленную на берег реки рыболовную оснастку.
Компрессором накачали шестиместную резиновую лодку, прикрутили к ней подвесной лодочный мотор, на расстеленном в лодке брезентовом пологе перетряхивали и набирали сплавную рыболовную сеть.

В эту путину на участок к Сомову был прикомандирован для охраны общественного порядка сержант райотдела полиции – молодой и, похоже, толковый парень, правда, вот ничего на Амуре не понимающий, но готовый разрядить напряженную обстановку с браконьерами, пальнув для острастки в воздух из своего табельного пистолета.
Закончив проверку рыболовных билетов, Александр Иванович решил оставить его на берегу – приглядеть за порядком на рыболовецких станах, наказав в шею гнать приезжих из города барыг, меняющих у рыбаков рыбу на водку. Если рыбаки начнут «закладывать за воротник», то порядка на участке уже не жди – пояснил он сержанту, а сам на катере поехал к ожидавшим его неподалеку на берегу гостям.

У них все уже было готово: резиновая лодка спущена на воду, вещи в нее уложены, сеть набрана и приготовлена к рыбалке.
Сомов тоже приготовился к приезду гостей: заранее приобрел им лицензию на лов кеты, присмотрел на Амуре рядом с лицензионной тоней затопленный осенним паводком островок с сухим пригорком для стоянки и с валежником по берегам – для костра, ухи наварить, а в поселке договорился, чтобы вечером натопили баню, рыбакам попариться после рыбалки.

Денек выдался погожий, и рыбаки, поджидая инспектора, занятого делами, завтракали, разложив привезенную с собой провизию на складном столике, установленном на галечном бережке рядом с лодкой.

– Приятного аппетита, рыболовы. Я смотрю, вы уже выезд на рыбалку отмечаете. – С улыбкой обратился к ним Сомов, причаливая катер к берегу.
– Настроение прекрасное, погода отличная, солнышко пригревает, почему бы по сто граммов и не принять за рыбалку, давай присоединяйся, Александр Иванович! – на правах старшего отозвался Ланкин, выставляя бутылку горячительного на столик.
– Нет, в моем случае это надо перенести на вечер, после бани, – отказался от приглашения Сомов, – сегодня еще многое надо успеть сделать – вам показать место рыбалки, начальство, вот, с проверкой едет, встретить…
– Погоди, – перебил его Ланкин, – а как же уха? Мы с ребятами, – он обернулся к своим сослуживцам, – уже договорились, что с первого улова я буду варить уху, люблю этим заниматься. Наварю по всем рыбацким правилам: водочки в нее плесну для вкуса, уголек для навара подброшу. Так что наш дружный рыбацкий коллектив официально приглашает тебя отведать фирменной ухи!
– Вы еще рыбы не поймали, а уже на уху приглашаете, – рассмеялся Сомов. – Да и с этого резинового поплавка (он показал на снаряженную лодку) кету будет ловить совсем нелегко. Может, вам пересесть на настоящую рыбацкую? Я в поселке насчет такой могу договориться.
– Обижаешь, Александр! – протянул Ланкин, переглядываясь с друзьями. – Для нас эта лодка – рабочий кабинет, только рыбацкий, а рыбаки мы отчаянные, нам была бы вода, а рыбу в ней найдем! – шутливо подытожил он и скомандовал. – Поехали, показывай, где у тебя тут рыба клюет!

Лицензионная тоня, куда сейчас они направлялись, находилась примерно километрах в десяти от поселка вверх по течению реки. Минут десять-пятнадцать хорошего хода – катер и следовавшая за ним лодка были уже на участке, где ловили кету рыболовы-любители с лицензиями.
На тоне были всего две лодки, так как основной косяк рыбы сюда еще не дошел.
Сомов проверил улов в одной из этих лодок, у рыбаков, выбиравших из воды сплавную сеть.

Улов был небогат – всего два самца осенней кеты, правда, экземпляры были крупные, как на подбор, весом в килограммов по восемь-десять каждый.
Александр Иванович показал своим рыбакам лицензионную тоню, обозначил границы заплыва, потом все вместе подошли к полузатопленному водой острову, где можно было устроить стоянку и развести костер и, сославшись на неотложные дела, распрощавшись, уехал, пообещав к ухе непременно быть.
Промотавшись по своему большому участку весь день, он ближе к вечеру поднялся к лицензионной тоне.

В бинокль было видно, что на сплаве находится только одна лодка, по силуэту, надувная резинка с двумя рыбаками на борту. «Так, похоже, Гоша Ланкин на стоянке, наверное, уху варит», – решил Cомов, направляя катер к острову. Подойдя ближе, он вдруг заметил в конце острова, возле торчащих из воды затопленных тальников, яркий оранжевый предмет в воде, освещенный лучами заходящего вечернего солнца. Это был человек в спасательном жилете, уцепившийся за тальники и призывно махавший в его сторону рукой.

Осторожно приблизившись к пловцу, Сомов обнаружил, что пловцом этим был ни кто иной как Григорий Васильевич Ланкин, его старый друг и однокашник.
– Гоша! Ты чего здесь, в воде, делаешь? – удивленно и несколько ошарашено спросил у него Александр Иванович, подавая руку и помогая перевалиться через борт в катер. – Купаться уже вроде не сезон, вода в Амуре холодная. Что случилось?

– Ох, Саша, и не спрашивай! – стуча зубами от холода, произнес Ланкин. – У тебя в катере одежда какая-нибудь есть? Переодеться бы в сухое, совсем окоченел.
– Найдем! Комплект одежды про запас в катере всегда есть, – тут же отозвался Сомов, открывая лючок носового отсека, доставая из него большой сверток с одеждой.
– Вот, держи, здесь брюки, свитер, носки, даже ботинки в запасе есть, – перечислил он, помогая незадачливому рыболову стянуть с себя мокрую одежду.
Переодевшись в сухое, Ланкин достал из нагрудного кармана своей мокрой куртки плоскую фляжку, взболтнул, удовлетворенно произнес: «Смотри-ка, не все выпил». Отвинтил колпачок, сделал большой глоток, протянул фляжку Сомову.
– Глотни, спаситель, за мое здоровье, здесь коньяк, хороший!
– За твое спасенье, с удовольствием! Ну, пловец, рассказывай, что с тобой произошло.
– Ты, Саша, не поверишь, хозяин с острова прогнал!
– Хозяин? – удивленно переспросил Сомов. – Какой на острове может быть хозяин? Водяной из воды вылез что ли?
– Да какой водяной, медведь из воды вылез, самый настоящий, здоровенный такой, правда, худой и шерсть мокрая клочьями висит.
– Как он на остров-то попал?
– Да уж, наверное, не пешком, там от острова до берега рукой подать, метров сто будет, не больше, – Ланкин вновь сделал глоток из фляжки. – Когда ты уехал, мы сетку распустили, сплавали один раз, тоню прошли хорошо, ровно, выбрались, поймали две кеты – самец и самка, а в самом конце сети сазан попался – в самый раз на уху. Мы с тони – на остров, стоянку обустраивать. Ребята вещи выгрузили, установили столик, поставили стульчики, костер развели, сетку перебрали и уехали на тоню еще раз сплавить, а я остался на острове уху варить. Котелок над кост ром пристроил, рыбу разделал, картошку почистил, жду, когда уха закипит, а сам стол накрываю. Вдруг слышу, за подтопленными тальниками со стороны протоки в воде кто-то возится. За кустами не видно кто, но слышно хорошо – всплески в воде, сопенье, фырканье, явно не человечье. Мне даже как-то не по себе стало. Потом этот кто-то на берег полез, ко мне поближе, кусты затрещали, смотрю, из тальников огромное черное животное появилось, облепленное блестящей мокрой шерстью, остановилось в воде по брюхо и пыхтит как паровоз. Тут я и понял, что это медведь. И он меня увидел, повернулся ко мне и как зарычит, у меня из рук и ножик выпал, что колбасу резал. Смотрю я на рычащего медведя, а сам не знаю, что делать и куда бежать, то ли колбасы ему бросить или ножиком запустить, а про себя думаю, ну вот, Гоша, хороший ты был полковник, боевой, да, похоже, генеральских погон не видать тебе как своих ушей! А тут уха некстати подоспела, в котелке как забурлит и такой аромат от нее по острову поплыл, что медведь снова в воде завозился, шумно воздух носом в себя втянул, головой закачал, давай лапами по воде молотить и рычит на меня, но не ревет, будто понимает, что шуметь нельзя – люди-то рядом.

А я вспомнил, как бабы, собирая малину в лесу, стучат по пустым ведрам – медведя от малинника отгоняя. Я тоже половник схватил и давай по котелку с ухой стучать, может, он испугается и назад уплывет. Закричать боюсь, вдруг зверь бросится, да и кому кричать на острове. Тюкаю я поварешкой по котелку и думаю: «Вот и похоронный звон сам себе устроил».

Мишка, вместо того чтобы отступить, наоборот, из воды на берег полез. Огня в костре не боится, может, цирковой какой медведь, из цирка сбежал? Но я этого проверять не стал, половник бросил, подхватил спасательный жилет, спасибо, что ребята вместе с вещами на берегу оставили, накинул его на себя и на противоположный берег отступил, благо до него метров десять. А медведь за мной топает, я в воду, спиной к нему повернуться боюсь, так, задом пятясь как рак, залез в воду по горло. Тут течение реки меня подхватило и понесло. Слава Богу, что медведь за мной не поплыл. Потом, уже в конце острова, я за тальник ухватился, чтобы на Амур не вынесло, и стал ждать, когда кто-нибудь мимо поедет, лодки-то выше плавают. Здесь только заметил, что вода в Амуре холодная, хорошо фляжка с коньяком в куртке была: вот, болтаюсь в воде как поплавок, да коньяк от стресса прихлебываю, рыбаков с тони ожидая. Смотрю, катер снизу идет, давай руками махать, чтоб внимание привлечь, а это, оказывается, ты едешь, – закончил свой рассказ Ланкин, завинчивая колпачок на пустой фляжке.

– Ты, Гоша, у нас мастак во всякие истории влипать. Вспомни студенческие годы! – отозвался Сомов, все это время, не перебивая, слушавший Ланкина. – Медведь этот наверняка на горную речку пришел кетой полакомится – устье речки здесь рядом, да вот беда – вода в ней после дождей большая и мутная и рыбу в ней не видно. Вот он по островам стал шарить в надежде поживиться чем-нибудь на брошенных рыбацких стоянках, а тут ты с ухой подвернулся ему под лапу.
Сомов завел двигатель катера, снял с себя теплую куртку, протянул Ланкину.
– Накинь на себя, а то уже холодно становится, дело к ночи идет. Вещи, оставленные на острове, забирать сегодня не будем, сделаем это завтра с утра. А медведя твоего наверняка там уже нет, съел все что можно и уплыл. Сейчас заберем с тони рыбаков, оттуда все вместе в поселок – за сержантом, он на берегу, а потом в баню – тебя, Георгий Васильевич, отогревать после купания в Амуре.

Притихший к ночи Амур долго не мог успокоиться и заснуть, растревоженный за день снующими по нему рыбацкими лодками. Ворочаясь с боку на бок в своем песчаном ложе, под шелест затихающих волн от запоздавшего катера задремал и он, только от стоящей на берегу баньки еще долго слышалось уханье парящихся в ней мужиков, да клубы пара из приоткрытой двери далеко по реке разносили слова ухарской браконьерской песни:
Вьется узкая протока меж высоких берегов,
Едем мы ловить калугу и красавцев осетров.
Ах, калуги, вы калуги, да красавцы осетры,
Не уйти вам из ахана, что поставлен у косы.