Наедине с рекой

Собь в среднем течении в этом году стала настоящим откровением, ведь результативность рыбалки здесь оказалась намного выше, чем на участках, расположенных выше по реке! Я мог бы ловить и ловить, не отрываясь от этой, словно открытой заново реки, но, переполненный положительными эмоциями, закрываю чудесную страницу, посвященную хариусу. Завожу мотор и стремительно удаляюсь вниз, теперь уже в щучьи угодья: «… я сюда еще вернусь, мне бы только выбрать день…».

На следующий день двигаюсь вниз по Соби под мотором. Денек выдался солнечный и тихий, кажется, начинается настоящее скоротечное северное лето. В лесу поют птицы, над травами порхают мотыльки, бабочки и пучеглазые стрекозы — Природа блаженно и тихо принимает отпущенное ей тепло.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. ПОИСКИ ЩУКИ И НОЧНОЙ «КРОКОДИЛ»

Рыба, похоже, тоже где-то отдыхает. Я прочесываю спиннингом небольшие заводи между каменистыми грядами, уходящими от берега в темную глубину, песчаные уклоны в русло, входы в ямы на поворотах реки и плесы напротив. В одном месте, уже у берега, на воблер клюет небольшой щуренок, в другом я увидел две поклевки. Первая была холостой, а на втором забросе на приманку села ретивая щучка килограмма на два. Эту рыбу я также выпустил, пожелав вырасти большой. Вероятно, мы друг друга все же не поняли, поскольку до вечера я больше не увидел ни одной поклевки, сколько не менял мест и приманок. Получился какой-то безрыбный день. Тем не менее в смысле рыбалки и эмоций, как оказалось, он еще не закончился…
Поздним вечером, прежде чем установить лагерь на высоком ровном и сухом месте, я обследовал спиннингом находящуюся рядом заводь. Тишина!
Используя веерные забросы, прощупываю ямку, затем меняю воблер на блесну или другой воблер — и все повторяю сначала. В принципе, если бы здесь было несколько рыб, из-за конкуренции за приманку уже могла бы случиться поклевка. Если же место облюбовала одна матерая хищница, изгнавшая отсюда более мелких щук, в каком бы уголке заводи она не стояла сейчас, все равно, хотя бы ради того, чтобы продемонстрировать свое право на эту территорию, она наверняка бы вышла на шум и плеск падающей приманки.

Я уже собираюсь уходить, когда вижу в темной воде неясный силуэт. Рыба медленно следует из глубины вслед за поднимающимся к берегу воблером, идет с той же скоростью, уверенно, спокойно, сохраняя дистанцию. Приманку уже пора поднимать из воды. Я останавливаю подмотку, а щука делает медленный разворот и неспешно, словно видение, растворяется в темной глубине. Она не кажется рекордной, наверное, не больше 6–7 кг, но это уже настоящая щука! Меняю приманки, снова бросаю в направлении, куда ушла рыба, и минут через 10, в стороне, на тот же воблер ощущаю несильный «тычок», а затем могучий нажим, от которого фрикцион катушки выдает уже подзабытую протяжную песню.
Вот оно, неведомое чуждым рыбалки обывателям состояние, когда останавливается привычный ход времени. Ожидая повторного выхода рыбы на приманку, я желал быть невидимым на фоне растительности и, наверное, был невидим. Я видел в своем воблере живую рыбу, и эта вера, убеждение передалось щуке. Дышал ли я, стоял или парил над землей, был ли я человеком современного мира или язычник, или наполненная азартом и восторгом субстанция?! Главное, я жил единым порывом и каждой клеткой, не чувствуя при этом ни тела, ни клеток, исполненный этим мгновением, заставившим забыть обо всем.

Как во сне, гашу мощные потяжки, снимающие со шпули по нескольку метров лески, отвоевывая каждый десяток сантиметров, соскальзываю вниз по склону, к самой кромке воды. Глинистый пятачок неудобен, но щука, кажется, уже начала сдавать, и вскоре передо мной встает нелегкая задача: как ее достать из воды, тем более что рыба несравнимо больше, чем я сначала предположил.
Когда рядом с подмытым берегом наконец-то выворачивается настоящий «крокодил», я ловлю себя на том, что мысленно начинаю кому-то что-то обещать. Если мне удастся поднять на берег этого монстра… Вес щуки явно приближается к пуду, по крайней мере летом мне таких ловить еще не доводилось! Я просто растерян — в воде у моих ног возится чудовище, которое мне явно не поднять на обрыв. Завожу руку сзади и в момент, когда утомленная щука приоткрывает жабры, хватаю ее за загривок, пытаясь пропустить пальцы под мощные створки. Но где там — моя ладонь просто не может обхватить это бревно! Возмущенная щука выворачивается и под натужную песню фрикциона уходит в глубину. Я все же сделал ей больно и здорово рассердил — подобно локомотиву она прет вглубь.
Однако она все еще на крючке. Снова, раз за разом укрощая ее, кажется, неубывающую силу, я подтягиваю рыбу к берегу. И вот она стоит у подмытого берега, расправив плавники, вяло шевеля жабрами… Эх, если бы здесь была мель и пологий берег… Я вновь пытаюсь ухватить хищницу, что есть сил сжимаю пальцы, но следует сокрушительный в каскаде брызг рывок. Голова щуки тяжело мотается в воздухе, наконец выбивая из разверстой пасти злополучный воблер.

На этом все. Ясно, что «крокодил» выжил всех конкурентов с этого места, рыба здесь одна, она дважды давалась мне в руки и теперь, обиженная, не клюнет по крайней мере до завтрашнего дня.
Уже 12 часов ночи, сверху по реке тянется туман. Во влажной траве собираю разложенные около коробки воблеры, подбираю спиннинг и возвращаюсь в лагерь, к потухшим углям очага. Не спится. Словно в прострации, ломаю и перетираю в ладонях сухие тонкие ветки, развожу костер, согреваюсь чаем и чаркой водки, курю, теплее одеваюсь. И вновь иду к реке, как призрак маячу в сыром сумеречном тумане со спиннингом наперевес — и все безрезультатно. На что я надеюсь? Наверняка щука не уйдет из этого залива. Мое появление здесь — всего лишь досадный эпизод в ее долгой жизни. Она явно не сильно голодна, сопротивлялась мощно, но без истерии. Она все еще там. Но наивно ожидать, что встреча со мной не отбила у нее аппетит окончательно. А вдруг?

Меня словно заклинило. В 2 часа ночи, уже из палатки и теплого спальника, пообещав себе, что это уж точно последняя попытка, выхожу к своему пятачку. Час назад, направляясь к берегу, я вырезал хорошую увесистую дубинку-«успокоитель». Теперь, если монстр все же покусится на блесну или воблер, я знаю, чем его утихомирить.
Раз за разом, пробивая густой клубящийся туман, приманки плещут по воде и заныривают вглубь. Отхожу в сторону, прощупываю весь прилегающий плес, вновь возвращаюсь назад и уже на втором забросе ощущаю мягкий толчок и могучий нажим, сгибающий спиннинг в дугу. Она!
Кажется, я впадаю в состояние дежавю, все повторяется до мелочей. Вмиг скатываюсь с берега и тяну этот подводный паровоз на себя. Рыба подходит к берегу и вновь прет в глубину — так, раздвигая воду, вырываются из воды пловцы брассом: тело в полводы, голова — выше. Если усилить натяжение и не пригнуть спиннинг к воде — огромная башка отрывается от поверхности, мотается в воздухе, пытаясь освободиться от того же самого злополучного воблера, рыба обрушивается в реку подобно бревну, показывая мне растворяющийся в глубине огромный хвост.
Но она уже явно устает. И вот наступает момент, когда, распустив плавники, будто субмарина, она всплывает у поверхности, медленно шевеля жаберными створками. Так уже было два раза за эту ночь. Я вспоминаю о дубинке-«успокоителе», что в суете оставлена наверху, откидываю дужку лесоукладывателя и (что остается делать?!) аккуратно завожу одну ладонь снизу — под скулы и жабры, а другую — сверху. Кажется, я вслух разговариваю с рыбой. Хорошо, что дубинка оставлена наверху — зачем она? Я просто сфотографирую рыбу и обязательно отпущу обратно в воду. Я сдержу обещание, позволь!
Чудо — мои ладони осторожно касаются и уже начинают постепенно сжимать неподвижную рыбу. Увеличиваю усилие, но пальцы рук не сходятся, толщина загривка, почти как обхват трехлитровой банки.

Уговаривая щуку вести себя смирно, едва вытягиваю из воды присмиревшую рыбину. Ее голова — на уровне моих плеч, длина — гораздо более метра, монстр совершенно неподвижен! Возможно, все эти манипуляции длятся секунды 2–3, но кажется, что проходит уйма времени. Леска свободно сходит со шпули. Я, торопливо и не дыша, начинаю подъем, едва удерживая рыбу на весу на почти вытянутых руках.
Вот когда и каким образом напомнил о себе давно уже стершийся в походах протектор моих сапог. Я оскальзываюсь, щука касается боком склона и мгновенно оживает. Я еще пытаюсь перехватить ее за туловище, прижать к себе, но она бьется и неумолимо ускользает, уходит вверх, мазнув холодным боком по щеке. Через секунду мы в воде: потеряв опору и равновесие, я сползаю вниз — по колено (еще шаг, и будет по пояс!), темно-зеленое бревно лежит рядом. У края глинистого берега, размазанного моими подошвами, покачивается отцепившийся воблер. Я знаю, что рыбу уже не взять. Напоследок я касаюсь ладонью ее могучей спины. Рыба Мечты, достойный и непокоренный соперник, взорвав воду, растворяется в темной глубине.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, ЩУЧИЙ

Первую половину дня я трачу, исследуя заводь с берега и с воды. День тихий, пригревает солнце, а я все меняю приманки, методы проводки, горизонты ловли, встаю на груз, перемещаюсь вправо или влево — никакого результата. Предел терпения матерой исчерпан.
Иду под мотором вниз по реке, но уже через пару поворотов решаю проверить длинную и прямую канаву, которая начинается после довольно мелководного плеса. Донимают комары и оводы, но главное, что участок берега здесь очень удобный: длинный и ровный, его травянисто-моховая кромка едва возвышается над уровнем воды, здесь можно без особого труда выпихнуть на сушу любую рыбину. Я стою у основания длинного омута, солнце удачно, без бликов, просвечивает воду, и мне хорошо видно, как воблер уже второй раз провожает немаленькая щука. На одной из проводок лопасть приманки утыкается в камни, я приостанавливаю подмотку и тут же ощущаю уверенный «прижим». Первая в этом месте щука атакует приманку в момент всплытия воблера. Отлично видно, как раздосадованная хищница разворачивается и ускоряется, как неохотно идет на леске к берегу, забирая все время в сторону.
Здесь, как и всегда, главное, не спешить и не форсировать события, правильно отрегулировать фрикционный тормоз катушки и не ставить удилище на излом во время вываживания крупной рыбы. Кроме того, я всегда разговариваю с достойным соперником, пытаюсь его успокоить. Когда уставшая рыба оказывается на мели у берега, остается лишь аккуратно подхватить ее за хвостовой стебель, протолкнуть или отбросить подальше на берег. Первые две из попавшихся щук наиболее крупны, затем попадается пара рыб помельче, вновь крупная, и клев затихает. Хотя мне так и не удалось поймать ничего подобного вчерашней рыбе, все же я испытываю приятное удовлетворение.

Сегодня мне надо пройти по реке еще довольно большое расстояние. Возле перспективных мест я не могу удержаться, останавливаюсь и делаю хотя бы десяток забросов. Но на Севере щука — стайная рыба, и сложно вот так, с наскока, определить, где она сейчас находится. Тем не менее я явно двигаюсь по сезонным щучьим угодьям, а к вечеру мне необходимо поймать крупную рыбу для того, чтобы приготовить на костре замечательное жаркое из вырезки, ливера и потрохов. Крупная местная щука, обитающая в чистой воде горных водоемов, отъедающаяся на ельце, хариусе и сиговых, имеет мягкое, словно воздушное, белое или даже розоватое мясо, не имеющее характерного «щучьего» запаха. Рыба необычайно жирна и вкусна, и закончить свое путешествие, не отведав изысканного местного блюда, просто недопустимо!
После нескольких «пустых» мест я вновь выворачиваю на берег приличную щуку-одиночку, а перед вечерней стоянкой попадаю на плес у заводи, где ловятся щучки в весовом диапазоне 1,5–2,5кг. Ниже по реке наверняка будут встречаться лишь группировки щуки, на отдельных предустьевых заводях есть вариант встретить какую-нибудь немаленькую «одиночку», но для меня рыбалка уже закончилась. Завтра я выхожу в Обь и (по обстоятельствам) направляюсь в сторону дома.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ. К ДОМУ

По обстоятельствам — по тому, что Обь широка и порой неспокойна. Одно дело двигаться по ней, как мы это делали раньше — в шестиметровой спарке из двух лодок, связанных «вдоль» шестами, и совсем другое — на вдвое меньшем плавсредстве. И тем не менее еще до полудня я устремляюсь в сторону поселка Катравож.
Перед устьевым поселком меня действительно встречает неслабая волна. За поворотом ветер становится попутным, а затем и вовсе стихает. Тепличные условия — закинув на борта лодки ноги, полулежа, я плыву среди обской водной глади, отражающей солнечные лучи. До города существует два основных пути: вдоль по Оби и по протоке Шомапосл и через протоки Илвальскую и Вылпосл. Выбираю второй — протоки неширокие и безопасные, кроме того, возможно, мне здесь удастся половить какую-нибудь рыбу.

Скорость течения на входе такая же, как и в Оби, — около 2 км в час, под мотором я довольно быстро приближаюсь к городу. Для рыбалки останавливаюсь на слиянии проток, но вдруг осознаю, что после рыболовного сафари, в котором я поучаствовал в предыдущие дни, любой улов из этих мутных вод уже не доставит мне удовольствия, и уж точно не стоит задерживаться здесь еще на один день. Моя рыбалка закончилась вчера, на высокой победной ноте, среди чистых берегов и вод. Я правлю к дому.
Вечернее солнце празднично освещает клубящуюся зелень ивняка, его бликам на воде вторят искрящиеся всплески кормящейся ряпушки. Тишина и покой.
Вот уже и город — в теплой ночной дымке мимо проплывают развалины лесобиржи, избушки рыбаков и покачивающиеся у причалов лодки.
Как все относительно в жизни — пять замечательных дней пролетели как один, и в то же время я отдохнул и переполнился впечатлениями и положительными эмоциями так, словно прошел целый месяц!